Во вселенной Владислава Крапивина чудо и фантастика действуют на равных правах. Космические суперкрейсеры соседствуют здесь с мальчишками, летающими над миром, как ветерки, ведьмы уживаются с роботами, а школьники выбирают себе в друзья очень умного роботенка-мальчишку.
Сама вселенная у Крапивина не просто необозримое пространство с галактиками-морями и планетам и-островам и в них — это необъятный кристалл, число граней у которого бесконечно, и на каждой грани свой мир, похожий на соседний и непохожий. На одной грани это Земля, на которой живем мы с вами. На соседней грани — планета, практически от нашей неотличимая, только все здесь вывернуто наизнанку. Потому что те, кто велят. — твари непонятной природы, не имеющие даже собственной оболочки, а вселяющиеся в манекены и статуи, — подчинили ее себе ради некой безумной цели.
Цикл о Великом Кристалле в творчестве Владислав;» Крапивина занимает особое место. Произведения, вошедшие и цикл, написанные в разное время, но связанные единой мыслью, это не просто проза, это философия подвига. Это философия жизни, такой, какой она (/»язана быть. Фантастической, и никак иначе.
Vo vselennoj Vladislava Krapivina chudo i fantastika dejstvujut na ravnykh pravakh. Kosmicheskie superkrejsery sosedstvujut zdes s malchishkami, letajuschimi nad mirom, kak veterki, vedmy uzhivajutsja s robotami, a shkolniki vybirajut sebe v druzja ochen umnogo robotenka-malchishku.
Sama vselennaja u Krapivina ne prosto neobozrimoe prostranstvo s galaktikami-morjami i planetam i-ostrovam i v nikh — eto neobjatnyj kristall, chislo granej u kotorogo beskonechno, i na kazhdoj grani svoj mir, pokhozhij na sosednij i nepokhozhij. Na odnoj grani eto Zemlja, na kotoroj zhivem my s vami. Na sosednej grani — planeta, prakticheski ot nashej neotlichimaja, tolko vse zdes vyvernuto naiznanku. Potomu chto te, kto veljat. — tvari neponjatnoj prirody, ne imejuschie dazhe sobstvennoj obolochki, a vseljajuschiesja v manekeny i statui, — podchinili ee sebe radi nekoj bezumnoj tseli.
Tsikl o Velikom Kristalle v tvorchestve Vladislav;» Krapivina zanimaet osoboe mesto. Proizvedenija, voshedshie i tsikl, napisannye v raznoe vremja, no svjazannye edinoj myslju, eto ne prosto proza, eto filosofija podviga. Eto filosofija zhizni, takoj, kakoj ona (/»jazana byt. Fantasticheskoj, i nikak inache.
