Если смешать все оттенки видимой части цветового спектра, то получится белый. Цвет снега. Цвет рамочки полароида. Цвет флага, который выбрасывают, если сдаются, потому что больше нет сил выдерживать боль или любовь, нет сил надеяться. Старшеклассница Женя связывает с белым цветом самые драгоценные моменты своей жизни – когда ее мамы были вместе, и в их общий дом еще не пришла измена; когда на белоснежных листах бумаги она писала новые и новые письма музыканту Лёне, чувства к которому захватили все ее существо. Человеческая близость, человеческое счастье – есть ли что-то более хрупкое? Даже первый снег, кажется, лежит на земле дольше. У книги Ксении Буржской есть волшебное свойство – после ее прочтения начинаешь острее чувствовать кожей прохладные потоки счастья и то, как они день за днем безвозвратно тают в ежедневной суете. Да, ничего нельзя вернуть или удержать, но можно вовремя нажать на кнопку "внутреннего полароида".
«Мой белый» - это история любви, семьи, дружбы. История про здесь и сейчас. Роман, как будто специально (хотя это, конечно, не так;) собранный из «модных» тем: «токсичные» отношения в семье, однополая любовь, проблемы подростков в школе, осознанность, творчество, поиск себя, проживание травм. Когда мир переживает катастрофу, странно читать уютные тексты про освоение севера, очередную эмиграцию или домашних питомцев. Эти тексты больше не отражают реальность, рассыпаются, кажутся смешными. А Пушкин уже не справляется за всех. Новые формы – неудобны и непривычны. Хочется сбежать в понятную классику – гарант ценностей. Но за новыми формами – будущее. Юлия Селиванова – редактор, Москва.
Esli smeshat vse ottenki vidimoj chasti tsvetovogo spektra, to poluchitsja belyj. Tsvet snega. Tsvet ramochki polaroida. Tsvet flaga, kotoryj vybrasyvajut, esli sdajutsja, potomu chto bolshe net sil vyderzhivat bol ili ljubov, net sil nadejatsja. Starsheklassnitsa Zhenja svjazyvaet s belym tsvetom samye dragotsennye momenty svoej zhizni – kogda ee mamy byli vmeste, i v ikh obschij dom esche ne prishla izmena; kogda na belosnezhnykh listakh bumagi ona pisala novye i novye pisma muzykantu Ljone, chuvstva k kotoromu zakhvatili vse ee suschestvo. Chelovecheskaja blizost, chelovecheskoe schaste – est li chto-to bolee khrupkoe? Dazhe pervyj sneg, kazhetsja, lezhit na zemle dolshe. U knigi Ksenii Burzhskoj est volshebnoe svojstvo – posle ee prochtenija nachinaesh ostree chuvstvovat kozhej prokhladnye potoki schastja i to, kak oni den za dnem bezvozvratno tajut v ezhednevnoj suete. Da, nichego nelzja vernut ili uderzhat, no mozhno vovremja nazhat na knopku "vnutrennego polaroida".
«Moj belyj» - eto istorija ljubvi, semi, druzhby. Istorija pro zdes i sejchas. Roman, kak budto spetsialno (khotja eto, konechno, ne tak;) sobrannyj iz «modnykh» tem: «toksichnye» otnoshenija v seme, odnopolaja ljubov, problemy podrostkov v shkole, osoznannost, tvorchestvo, poisk sebja, prozhivanie travm. Kogda mir perezhivaet katastrofu, stranno chitat ujutnye teksty pro osvoenie severa, ocherednuju emigratsiju ili domashnikh pitomtsev. Eti teksty bolshe ne otrazhajut realnost, rassypajutsja, kazhutsja smeshnymi. A Pushkin uzhe ne spravljaetsja za vsekh. Novye formy – neudobny i neprivychny. Khochetsja sbezhat v ponjatnuju klassiku – garant tsennostej. No za novymi formami – buduschee. Julija Selivanova – redaktor, Moskva.
