На что надеется человек, книга стихов которого выходит из печати? Он надеется на множество или даже два множества читателей, выстроившихся в три или даже в четыре очереди перед прилавками книжных магазинов, в его голове раздаются крики "Больше одной книги в руки не давать!" или "За мной велели не занимать! Тираж кончается!", рука его непроизвольно двигается, как бы подписывая бесчисленные экземпляры еще пахнущие типографской краской и клеем, с губ его не сходит улыбка, которую он не переставая дарит воображаемым читателям, перед его затуманенным взором предстают аршинные заголовки газет и в ту же минуту по улицам курьеры, курьеры, курьеры...
Тридцать пять тысяч одних курьеров! Короче говоря, он надеется на чудо или даже три чуда, которые, скорее всего, не случатся, но кто может запретить ему надеяться? Никто.
Na chto nadeetsja chelovek, kniga stikhov kotorogo vykhodit iz pechati? On nadeetsja na mnozhestvo ili dazhe dva mnozhestva chitatelej, vystroivshikhsja v tri ili dazhe v chetyre ocheredi pered prilavkami knizhnykh magazinov, v ego golove razdajutsja kriki "Bolshe odnoj knigi v ruki ne davat!" ili "Za mnoj veleli ne zanimat! Tirazh konchaetsja!", ruka ego neproizvolno dvigaetsja, kak by podpisyvaja beschislennye ekzempljary esche pakhnuschie tipografskoj kraskoj i kleem, s gub ego ne skhodit ulybka, kotoruju on ne perestavaja darit voobrazhaemym chitateljam, pered ego zatumanennym vzorom predstajut arshinnye zagolovki gazet i v tu zhe minutu po ulitsam kurery, kurery, kurery...
Tridtsat pjat tysjach odnikh kurerov! Koroche govorja, on nadeetsja na chudo ili dazhe tri chuda, kotorye, skoree vsego, ne sluchatsja, no kto mozhet zapretit emu nadejatsja? Nikto.
