"Мир для Пастернака состоит из чудес, чудес одушевления неодушевленного, воскрешения омертвевшего..." - пишет Д. С. Лихачев. Чудо поэзии Пастернака - в ее одновременных легкости и сложности, музыкальности и живописности, глубине метафор и полете мысли. Борис Пастернак прожил все ипостаси русского поэта: он был любим, признан, изгнан, заклеймен. Но поэзия его оставалась неизменно элегантной и высокой. И сквозь года уже во весь голос звенят его строки: "Я один, все тонет в фарисействе. / Жизнь прожить - не поле перейти".
Художница Елизавета Бухалова в строгой графике своих иллюстраций зафиксировала мгновения искусства слова.
"Mir dlja Pasternaka sostoit iz chudes, chudes odushevlenija neodushevlennogo, voskreshenija omertvevshego..." - pishet D. S. Likhachev. Chudo poezii Pasternaka - v ee odnovremennykh legkosti i slozhnosti, muzykalnosti i zhivopisnosti, glubine metafor i polete mysli. Boris Pasternak prozhil vse ipostasi russkogo poeta: on byl ljubim, priznan, izgnan, zaklejmen. No poezija ego ostavalas neizmenno elegantnoj i vysokoj. I skvoz goda uzhe vo ves golos zvenjat ego stroki: "Ja odin, vse tonet v farisejstve. / Zhizn prozhit - ne pole perejti".
Khudozhnitsa Elizaveta Bukhalova v strogoj grafike svoikh illjustratsij zafiksirovala mgnovenija iskusstva slova.
