В новом романе Егора Иванова "Божиею милостью Мы, Николай Вторый..." последний русский император предстает очень одиноким человеком, в критический момент жизни преданным теми, кому доверял,-своими генералами (М. В. Алексеевым, Н. В. Рузским и др.). Царь-миротворец, инициатор созыва мирных конференций в Гааге в 1899 и 1907 годах, уже стоя на пороге войны, пытался всеми средствами предотвратить ее начало: "У российского самодержца еще оставались иллюзии порядочного и богобоязненного человека, верившего в высокие моральные качества других монархов и властителей Европы. Он считал пролитие крови большим грехом, ревностно молился каждый день после убийства эрцгерцога о благополучном, мирном, разрешении конфликта на Балканах и верил, что его коронованные родственники вполне искренне говорят о миролюбии..." Февральская революция представлена в романе как результат заговора думцев, генералов, интриг великих князей, стремившихся к власти.
V novom romane Egora Ivanova "Bozhieju milostju My, Nikolaj Vtoryj..." poslednij russkij imperator predstaet ochen odinokim chelovekom, v kriticheskij moment zhizni predannym temi, komu doverjal,-svoimi generalami (M. V. Alekseevym, N. V. Ruzskim i dr.). Tsar-mirotvorets, initsiator sozyva mirnykh konferentsij v Gaage v 1899 i 1907 godakh, uzhe stoja na poroge vojny, pytalsja vsemi sredstvami predotvratit ee nachalo: "U rossijskogo samoderzhtsa esche ostavalis illjuzii porjadochnogo i bogobojaznennogo cheloveka, verivshego v vysokie moralnye kachestva drugikh monarkhov i vlastitelej Evropy. On schital prolitie krovi bolshim grekhom, revnostno molilsja kazhdyj den posle ubijstva ertsgertsoga o blagopoluchnom, mirnom, razreshenii konflikta na Balkanakh i veril, chto ego koronovannye rodstvenniki vpolne iskrenne govorjat o miroljubii..." Fevralskaja revoljutsija predstavlena v romane kak rezultat zagovora dumtsev, generalov, intrig velikikh knjazej, stremivshikhsja k vlasti.
