Вообще анекдот (от греческого "неопубликованный", он же "апокрифический") представляет собой самостоятельный литературный жанр, причем почтенного возраста, как комедия и трагедия, которые по-русски переплетаясь, в результате образуют тоже самое - анекдот. А классический анекдот обыкновенно короток, как жизнь, комично трагичен, а то и трагедийно комичен, как жизнь, но это всегда истина (или часть истины) в последней инстанции, запечатленная, что называется "в двух словах". Оттого-то и популярно у нас это миниатюрное сказание под названием "анекдот", что оно знает о жизни, соотечественнике и родной стране гораздо больше, чем толковые словари. И мало того, что анекдот обеспечивает в некотором роде повышенное образование, он еще и дает силы смириться с бренностью личного бытия, а также экономит время на то, чтобы в охотку "забить козла". Любопытно, что нигде в мире не существует анекдота в нашей транскрипции этого понятия, поскольку (так надо полагать) и жанр-то, в сущности, сказочный, и Россия сказочная субстанция, как у философов "вещь в себе". Ведь у нас даже форменная трагедия вроде древнегреческой "Федры" может преобразиться в потешный фарс, замешанный на крови. Вон у Антона Павловича Чехова три сестры мечтают увидеть "небо в алмазах" - разумеется, и колбаса не успела подорожать, как большевики устроили "небо в алмазах" этим отпетым романтикам, этим несгибаемым идеалистам, которыми так богата наша сказочная страна.
Voobsche anekdot (ot grecheskogo "neopublikovannyj", on zhe "apokrificheskij") predstavljaet soboj samostojatelnyj literaturnyj zhanr, prichem pochtennogo vozrasta, kak komedija i tragedija, kotorye po-russki perepletajas, v rezultate obrazujut tozhe samoe - anekdot. A klassicheskij anekdot obyknovenno korotok, kak zhizn, komichno tragichen, a to i tragedijno komichen, kak zhizn, no eto vsegda istina (ili chast istiny) v poslednej instantsii, zapechatlennaja, chto nazyvaetsja "v dvukh slovakh". Ottogo-to i populjarno u nas eto miniatjurnoe skazanie pod nazvaniem "anekdot", chto ono znaet o zhizni, sootechestvennike i rodnoj strane gorazdo bolshe, chem tolkovye slovari. I malo togo, chto anekdot obespechivaet v nekotorom rode povyshennoe obrazovanie, on esche i daet sily smiritsja s brennostju lichnogo bytija, a takzhe ekonomit vremja na to, chtoby v okhotku "zabit kozla". Ljubopytno, chto nigde v mire ne suschestvuet anekdota v nashej transkriptsii etogo ponjatija, poskolku (tak nado polagat) i zhanr-to, v suschnosti, skazochnyj, i Rossija skazochnaja substantsija, kak u filosofov "vesch v sebe". Ved u nas dazhe formennaja tragedija vrode drevnegrecheskoj "Fedry" mozhet preobrazitsja v poteshnyj fars, zameshannyj na krovi. Von u Antona Pavlovicha Chekhova tri sestry mechtajut uvidet "nebo v almazakh" - razumeetsja, i kolbasa ne uspela podorozhat, kak bolsheviki ustroili "nebo v almazakh" etim otpetym romantikam, etim nesgibaemym idealistam, kotorymi tak bogata nasha skazochnaja strana.
