'Казанова, Стендаль, Толстой - писал С. Цвейг, знакомя читателей с этой книгой, - я знаю, сопоставление этих трех имен звучит скорее неожиданно, чем убедительно, и трудно себе представить плоскость, где беспутный, аморальный жулик... Казанова встречается стаким героическим поборником нравственности и совершенным изобразителем, как Толстой. В действительности же... эти три имени символизируют три ступени - одну выше другой... в пределах одной и той же творческой функции: самоизображения'.
'Kazanova, Stendal, Tolstoj - pisal S. Tsvejg, znakomja chitatelej s etoj knigoj, - ja znaju, sopostavlenie etikh trekh imen zvuchit skoree neozhidanno, chem ubeditelno, i trudno sebe predstavit ploskost, gde besputnyj, amoralnyj zhulik... Kazanova vstrechaetsja stakim geroicheskim pobornikom nravstvennosti i sovershennym izobrazitelem, kak Tolstoj. V dejstvitelnosti zhe... eti tri imeni simvolizirujut tri stupeni - odnu vyshe drugoj... v predelakh odnoj i toj zhe tvorcheskoj funktsii: samoizobrazhenija'.
