"Предисловие к книге о становлении европейской науки, написанной без малого пятнадцать лет назад и изданной через два года после её написания, имело целью объяснить или оправдать замысел издать книгу в том виде, как она "написалась" первоначально, без всякого грима и переделок. Она и сейчас видится мне всё еще "черновиком", тронуть который в загрунтовке, композиции и линии рисунка я не решился тогда и не решаюсь теперь (отдельная перегруппировка, отчасти добавление и более энергичная акпентация некоторых фактов и ссылок, в целях лучшего освещения нехоженых смысловых пространств, не противоречит сказанному): вопреки всем правилам и ожиданиям я должен был рассказывать её, как я рассказывал бы сон. нисколько не заботясь о читателях; читатели вспомнились уже под самый конец, и тогда пришлось дописывать к тексту предисловие, чтобы как-то замять несуразицу спонтанных пробуждений в сон и шубертовских deja entendu в случае "старшего", нуда: "ведущего" научного сотрудника. ... Теперь, в перспективе второго издания, приходится начинать как раз с читателей; если как автор я мог бы сегодня быть вообще в чем-то уверенным, так это прежде всего и без всяких оговорок не в читателях. Книге "Становление европейской науки", увиденной, услышанной сперва как становление Европы и уже после сфокусированной на науку, в которой обещанная зрелость Европы стала её поволенной деградацией, предпосылается новое предисловие с вопросом: кто же прочтет эту книгу теперь? Оговорюсь: речь идет не о тех совсем немногих, кто уже читал её по её первом выходе в свет (или, по крайней мере, мог бы прочитать, появись она не в послеперестроечном Ереване, самой своей полиграфической невменяемостью как бы предвосхищая будущих опустившихся до "челноков" и "бомжей" "докторов наук"), а о новых, сегодняшних...". (От автора)
"Predislovie k knige o stanovlenii evropejskoj nauki, napisannoj bez malogo pjatnadtsat let nazad i izdannoj cherez dva goda posle ejo napisanija, imelo tselju objasnit ili opravdat zamysel izdat knigu v tom vide, kak ona "napisalas" pervonachalno, bez vsjakogo grima i peredelok. Ona i sejchas viditsja mne vsjo esche "chernovikom", tronut kotoryj v zagruntovke, kompozitsii i linii risunka ja ne reshilsja togda i ne reshajus teper (otdelnaja peregruppirovka, otchasti dobavlenie i bolee energichnaja akpentatsija nekotorykh faktov i ssylok, v tseljakh luchshego osveschenija nekhozhenykh smyslovykh prostranstv, ne protivorechit skazannomu): vopreki vsem pravilam i ozhidanijam ja dolzhen byl rasskazyvat ejo, kak ja rasskazyval by son. niskolko ne zabotjas o chitateljakh; chitateli vspomnilis uzhe pod samyj konets, i togda prishlos dopisyvat k tekstu predislovie, chtoby kak-to zamjat nesurazitsu spontannykh probuzhdenij v son i shubertovskikh deja entendu v sluchae "starshego", nuda: "veduschego" nauchnogo sotrudnika. ... Teper, v perspektive vtorogo izdanija, prikhoditsja nachinat kak raz s chitatelej; esli kak avtor ja mog by segodnja byt voobsche v chem-to uverennym, tak eto prezhde vsego i bez vsjakikh ogovorok ne v chitateljakh. Knige "Stanovlenie evropejskoj nauki", uvidennoj, uslyshannoj sperva kak stanovlenie Evropy i uzhe posle sfokusirovannoj na nauku, v kotoroj obeschannaja zrelost Evropy stala ejo povolennoj degradatsiej, predposylaetsja novoe predislovie s voprosom: kto zhe prochtet etu knigu teper? Ogovorjus: rech idet ne o tekh sovsem nemnogikh, kto uzhe chital ejo po ejo pervom vykhode v svet (ili, po krajnej mere, mog by prochitat, pojavis ona ne v posleperestroechnom Erevane, samoj svoej poligraficheskoj nevmenjaemostju kak by predvoskhischaja buduschikh opustivshikhsja do "chelnokov" i "bomzhej" "doktorov nauk"), a o novykh, segodnjashnikh...". (Ot avtora)
