"Автор сей книги, хотя и вышедшей как курс его истории русской литературы XIX века, печатал статьи отдельно в разных периодических изданиях заграницей, ибо так нелегко было печататься из-за больших материальных препятствий. Ему хотелось сказать свое, православное слово, особенно молодому поколению, лишенному последовательной связи с великим прошлым Св. Руси, которая в течение последних веков столь пострадала от инославного духа времени, что к XX веку ощущала свою покалеченность. Я был преданнейшим его студентом на семинарской скамье и, затаив дыхание, внимал его вкладу святорусского мировоззрения в наше поколение, только часть которого жаждала посвятить себя служению сей святорусской Правде. И он это ощущал: не все в зарубежьи оценивали свое наследие и, к сожалению, далеко не все его, дорогого Ивана Михайловича, и понимали из-за его, как считали, слишком узкого понимания реальности." Игумен Герман
"Avtor sej knigi, khotja i vyshedshej kak kurs ego istorii russkoj literatury XIX veka, pechatal stati otdelno v raznykh periodicheskikh izdanijakh zagranitsej, ibo tak nelegko bylo pechatatsja iz-za bolshikh materialnykh prepjatstvij. Emu khotelos skazat svoe, pravoslavnoe slovo, osobenno molodomu pokoleniju, lishennomu posledovatelnoj svjazi s velikim proshlym Sv. Rusi, kotoraja v techenie poslednikh vekov stol postradala ot inoslavnogo dukha vremeni, chto k XX veku oschuschala svoju pokalechennost. Ja byl predannejshim ego studentom na seminarskoj skame i, zataiv dykhanie, vnimal ego vkladu svjatorusskogo mirovozzrenija v nashe pokolenie, tolko chast kotorogo zhazhdala posvjatit sebja sluzheniju sej svjatorusskoj Pravde. I on eto oschuschal: ne vse v zarubezhi otsenivali svoe nasledie i, k sozhaleniju, daleko ne vse ego, dorogogo Ivana Mikhajlovicha, i ponimali iz-za ego, kak schitali, slishkom uzkogo ponimanija realnosti." Igumen German
