"Памфлетный мемуарный роман", "автобиографическая повесть", "беллетризованные мемуары", "дневник памяти", "роман-загадка" – таков далеко не полный ряд характеристик книги Валентина Катаева "Алмазный мой венец" (1978), жанр которой затруднялся определить и сам автор. С первых же ее страниц читатель оказывается на территории "странной республики гениев, пророков, подлинных поэтов и посредственных стихотворцев, ремесленников и неудачников", в колоритной атмосфере литературной жизни Москвы, Одессы и Харькова 1920-х гг., рядом с Маяковским, Булгаковым, Есениным, Багрицким, Олешей, Зощенко, Ильфом и Петровым и другими писателями той поры, которые выведены под условными прозвищами-масками и состоят с автором в сложных отношениях дружбы-вражды ("ибо между поэтами дружба – это не что иное, как вражда, вывернутая наизнанку"). Этот пристрастный, подчеркнуто и даже вызывающе необъективный взгляд писателя на собственную молодость, на исполненное резких контрастов время, на людей, вращавшихся в "магнитном поле революции", по выходе книги в свет породил вереницу разноречивых отзывов; сохраняет он немалый интерес и сегодня – как проявление "свободного полета фантазии, основанного на истинных происшествиях".
"Pamfletnyj memuarnyj roman", "avtobiograficheskaja povest", "belletrizovannye memuary", "dnevnik pamjati", "roman-zagadka" – takov daleko ne polnyj rjad kharakteristik knigi Valentina Kataeva "Almaznyj moj venets" (1978), zhanr kotoroj zatrudnjalsja opredelit i sam avtor. S pervykh zhe ee stranits chitatel okazyvaetsja na territorii "strannoj respubliki geniev, prorokov, podlinnykh poetov i posredstvennykh stikhotvortsev, remeslennikov i neudachnikov", v koloritnoj atmosfere literaturnoj zhizni Moskvy, Odessy i Kharkova 1920-kh gg., rjadom s Majakovskim, Bulgakovym, Eseninym, Bagritskim, Oleshej, Zoschenko, Ilfom i Petrovym i drugimi pisateljami toj pory, kotorye vyvedeny pod uslovnymi prozvischami-maskami i sostojat s avtorom v slozhnykh otnoshenijakh druzhby-vrazhdy ("ibo mezhdu poetami druzhba – eto ne chto inoe, kak vrazhda, vyvernutaja naiznanku"). Etot pristrastnyj, podcherknuto i dazhe vyzyvajusche neobektivnyj vzgljad pisatelja na sobstvennuju molodost, na ispolnennoe rezkikh kontrastov vremja, na ljudej, vraschavshikhsja v "magnitnom pole revoljutsii", po vykhode knigi v svet porodil verenitsu raznorechivykh otzyvov; sokhranjaet on nemalyj interes i segodnja – kak projavlenie "svobodnogo poleta fantazii, osnovannogo na istinnykh proisshestvijakh".
