Пришло время, и страстная жажда обновления подобно урагану захватила юг европейского континента, а затем проникла и на север. Новаторство и дерзкий разрыв с прошлым рождались в разных формах. У итальянцев — возвышенная идеализация человека, достойного восхищения и вознесенный на пьедестал героической личности. У немцев и нидерландцев — совсем иное. Человек — творенье божье, он более думает о душе, он часть божественного замысла. Северный художник не уводит в мир абсолютной красоты, он скорее стремится к правдоподобию, к безжалостной достоверности жизни или поразительному зрелищу мистических откровений. Но тех и других объединяет повышенный интерес к земной жизни, к человеку и его делам.
Яркими вершинами нового умозрения, совершившими невиданный переворот в искусстве, стали Альбрехт Дюрер, Иероним Босх, Питер Брейгель. Их поиски новых форм, идеал духовной свободы личности, острая сатира и гротеск стали основой для блистательного расцвета искусства той эпохи и нового прорыва в следующем столетии.
Уникальный шанс погрузиться в этот загадочный, жутковатый мир и сопоставить силу и красоту творческого дара этих трех мастеров — цель этого издания.
Prishlo vremja, i strastnaja zhazhda obnovlenija podobno uraganu zakhvatila jug evropejskogo kontinenta, a zatem pronikla i na sever. Novatorstvo i derzkij razryv s proshlym rozhdalis v raznykh formakh. U italjantsev — vozvyshennaja idealizatsija cheloveka, dostojnogo voskhischenija i voznesennyj na pedestal geroicheskoj lichnosti. U nemtsev i niderlandtsev — sovsem inoe. Chelovek — tvorene bozhe, on bolee dumaet o dushe, on chast bozhestvennogo zamysla. Severnyj khudozhnik ne uvodit v mir absoljutnoj krasoty, on skoree stremitsja k pravdopodobiju, k bezzhalostnoj dostovernosti zhizni ili porazitelnomu zrelischu misticheskikh otkrovenij. No tekh i drugikh obedinjaet povyshennyj interes k zemnoj zhizni, k cheloveku i ego delam.
Jarkimi vershinami novogo umozrenija, sovershivshimi nevidannyj perevorot v iskusstve, stali Albrekht Djurer, Ieronim Boskh, Piter Brejgel. Ikh poiski novykh form, ideal dukhovnoj svobody lichnosti, ostraja satira i grotesk stali osnovoj dlja blistatelnogo rastsveta iskusstva toj epokhi i novogo proryva v sledujuschem stoletii.
Unikalnyj shans pogruzitsja v etot zagadochnyj, zhutkovatyj mir i sopostavit silu i krasotu tvorcheskogo dara etikh trekh masterov — tsel etogo izdanija.
