Если б невзначай, по чьему-то недогляду или какому-то недоразумению, эта повесть Александра Морозова (в 1998 году его "Чужие письма" удостоены Букеровской премии) появилась в печати именно тогда, когда была написана, ей, несомненно, был бы вынесен махрово-облыжный приговор: "клеветническая стряпня", "идеологическая диверсия", "рецидив реакционной достоевщины". Ее автора вполне можно было подвести под статью 190-прим - "клевета на советский строй". Теперь же, после всего с нами случившегося, повесть многими может быть воспринята, скорее, как некая ностальгия по тому лучшему, что прежде имелось в людских душах вопреки калечащим их внешним обстоятельствам.
Esli b nevznachaj, po chemu-to nedogljadu ili kakomu-to nedorazumeniju, eta povest Aleksandra Morozova (v 1998 godu ego "Chuzhie pisma" udostoeny Bukerovskoj premii) pojavilas v pechati imenno togda, kogda byla napisana, ej, nesomnenno, byl by vynesen makhrovo-oblyzhnyj prigovor: "klevetnicheskaja strjapnja", "ideologicheskaja diversija", "retsidiv reaktsionnoj dostoevschiny". Ee avtora vpolne mozhno bylo podvesti pod statju 190-prim - "kleveta na sovetskij stroj". Teper zhe, posle vsego s nami sluchivshegosja, povest mnogimi mozhet byt vosprinjata, skoree, kak nekaja nostalgija po tomu luchshemu, chto prezhde imelos v ljudskikh dushakh vopreki kalechaschim ikh vneshnim obstojatelstvam.
