К 90-летию классика российского и мирового современного искусства Эрика Булатова наш музей подготовил его выставку "Живу дальше. Лаборатория художника".
На выставке будет представлено более 100 работ художника: семь картин и рисунки. В таком объеме рисунки Эрика Булатова будут показаны впервые. Они дают возможность увидеть, как зарождается и развивается художественный замысел автора, а иногда работы "мучают" Эрика Булатова десятилетиями, пока, наконец, не находится одно-единственное решение, получающее свое воплощение на холсте. Подзаголовок названия выставки "Лаборатория художника" достаточно точно выражает ее замысел.
В фокусе нашего внимания оказались прежде всего рисунки, в которых Эрик Булатов работает со словом. В начале ХХ века русский авангард начинает использовать слово как сюжет художественного произведения. Александр Родченко, Эль Лисицкий, Густав Клуцис и др. работают в первую очередь с большевистскими слоганами. Эти слоганы не предполагали проблематизации, нескольких прочтений, они должны были воздействовать на зрителя с огромной суггестивной силой. В стране, где произошла Октябрьская революция, где более половины населения было неграмотным или малограмотным, лозунги новой советской власти должны были легко считываться и с директивной ясностью воздействовать на сознание людей. Шрифты и перспективные решения русского авангарда решали эти задачи. Их работы обладали абсолютной visual power. Позже приемы русского авангарда стали использоваться в советских плакатах, а также повлияли и влияют до сих пор на мировой графический дизайн.
В современном искусстве текст становится важнейшей частью произведения у московских концептуалистов Ильи Кабакова, Виктора Пивоварова и др. Эрик Булатов, которого с кругом московских концептуалистов несколько десятилетий связывала тесная дружба, работает со словом принципиально по-другому.
Изначально Эрика Булатова интересует пространство картины. Оно у него уникальное, многослойное, уходящее вглубь картины и за ее пределы и одновременно раскрывающееся изнутри картины на зрителя. Это пространство имеет сложную архитектонику взаимодействия разных перспективных систем. Кроме чисто изобразительных свойств, оно имеет сложную ментальную топографию: пространство социальное - плоское; пространство реальное - уходящее в глубину (неслучайно Эрик Булатов строит свой диалог с русской пейзажной живописью XIX века); пространство метафизическое - из которого на зрителя идет свет и в которое "улетают" слова на картинах Булатова.
Свет и горизонт - важнейшие элементы топологии картин Булатова. Слово в работе Булатова - это прежде всего пространственный образ. Интересно, что первые персональные выставки в конце 1980-х - начале 1990-х годов состоялись у Эрика Булатова за рубежом. Зарубежные кураторы и зрители не могли без перевода на этикетках картин понять смысла слов, написанных кириллицей. В 1988 году первой персональной выставкой советского художника в Центре Помпиду в Париже была выставка Эрика Булатова, и она имела огромный успех. Французские зрители и пресса были загипнотизированы картинами художника.
Эрик Булатов пользуется советскими шрифтами, берущими свое начало от русского авангарда, но в пространстве картин и рисунков Булатова эти шрифты семантически работают по-другому. У русского авангарда и в советском плакате шрифт артикулирует единственное конвенциональное значение слова, у Эрика Булатова слова приобретают многозначность, смысловую поливалентность. Мы попадаем в пространство мерцающих смыслов, зависящих от того, в какую позицию ставит себя наблюдатель картины.
Эрик Булатов часто использует в своих работах поэзию Всеволода Некрасова, но вносит в нее художественные "правки". Например, "живу и вижу" Некрасова превращается у Булатова в "живу - вижу", пластическую метафору, где появляется мерцание смыслов.
Нельзя назвать рисунки Булатова эскизами к картинам, даже если некоторые из них на первый взгляд такими кажутся. Это законченные произведения, как правило с детальнейшей проработкой пространства. А пространство у Булатова - и есть та магия, которая его слова, в том числе апроприированные им по-своему стихотворные тексты Всеволода Некрасова, превращает в актуальное искусство.
K 90-letiju klassika rossijskogo i mirovogo sovremennogo iskusstva Erika Bulatova nash muzej podgotovil ego vystavku "Zhivu dalshe. Laboratorija khudozhnika".
Na vystavke budet predstavleno bolee 100 rabot khudozhnika: sem kartin i risunki. V takom obeme risunki Erika Bulatova budut pokazany vpervye. Oni dajut vozmozhnost uvidet, kak zarozhdaetsja i razvivaetsja khudozhestvennyj zamysel avtora, a inogda raboty "muchajut" Erika Bulatova desjatiletijami, poka, nakonets, ne nakhoditsja odno-edinstvennoe reshenie, poluchajuschee svoe voploschenie na kholste. Podzagolovok nazvanija vystavki "Laboratorija khudozhnika" dostatochno tochno vyrazhaet ee zamysel.
V fokuse nashego vnimanija okazalis prezhde vsego risunki, v kotorykh Erik Bulatov rabotaet so slovom. V nachale KHKh veka russkij avangard nachinaet ispolzovat slovo kak sjuzhet khudozhestvennogo proizvedenija. Aleksandr Rodchenko, El Lisitskij, Gustav Klutsis i dr. rabotajut v pervuju ochered s bolshevistskimi sloganami. Eti slogany ne predpolagali problematizatsii, neskolkikh prochtenij, oni dolzhny byli vozdejstvovat na zritelja s ogromnoj suggestivnoj siloj. V strane, gde proizoshla Oktjabrskaja revoljutsija, gde bolee poloviny naselenija bylo negramotnym ili malogramotnym, lozungi novoj sovetskoj vlasti dolzhny byli legko schityvatsja i s direktivnoj jasnostju vozdejstvovat na soznanie ljudej. Shrifty i perspektivnye reshenija russkogo avangarda reshali eti zadachi. Ikh raboty obladali absoljutnoj visual power. Pozzhe priemy russkogo avangarda stali ispolzovatsja v sovetskikh plakatakh, a takzhe povlijali i vlijajut do sikh por na mirovoj graficheskij dizajn.
V sovremennom iskusstve tekst stanovitsja vazhnejshej chastju proizvedenija u moskovskikh kontseptualistov Ili Kabakova, Viktora Pivovarova i dr. Erik Bulatov, kotorogo s krugom moskovskikh kontseptualistov neskolko desjatiletij svjazyvala tesnaja druzhba, rabotaet so slovom printsipialno po-drugomu.
Iznachalno Erika Bulatova interesuet prostranstvo kartiny. Ono u nego unikalnoe, mnogoslojnoe, ukhodjaschee vglub kartiny i za ee predely i odnovremenno raskryvajuscheesja iznutri kartiny na zritelja. Eto prostranstvo imeet slozhnuju arkhitektoniku vzaimodejstvija raznykh perspektivnykh sistem. Krome chisto izobrazitelnykh svojstv, ono imeet slozhnuju mentalnuju topografiju: prostranstvo sotsialnoe - ploskoe; prostranstvo realnoe - ukhodjaschee v glubinu (nesluchajno Erik Bulatov stroit svoj dialog s russkoj pejzazhnoj zhivopisju XIX veka); prostranstvo metafizicheskoe - iz kotorogo na zritelja idet svet i v kotoroe "uletajut" slova na kartinakh Bulatova.
Svet i gorizont - vazhnejshie elementy topologii kartin Bulatova. Slovo v rabote Bulatova - eto prezhde vsego prostranstvennyj obraz. Interesno, chto pervye personalnye vystavki v kontse 1980-kh - nachale 1990-kh godov sostojalis u Erika Bulatova za rubezhom. Zarubezhnye kuratory i zriteli ne mogli bez perevoda na etiketkakh kartin ponjat smysla slov, napisannykh kirillitsej. V 1988 godu pervoj personalnoj vystavkoj sovetskogo khudozhnika v Tsentre Pompidu v Parizhe byla vystavka Erika Bulatova, i ona imela ogromnyj uspekh. Frantsuzskie zriteli i pressa byli zagipnotizirovany kartinami khudozhnika.
Erik Bulatov polzuetsja sovetskimi shriftami, beruschimi svoe nachalo ot russkogo avangarda, no v prostranstve kartin i risunkov Bulatova eti shrifty semanticheski rabotajut po-drugomu. U russkogo avangarda i v sovetskom plakate shrift artikuliruet edinstvennoe konventsionalnoe znachenie slova, u Erika Bulatova slova priobretajut mnogoznachnost, smyslovuju polivalentnost. My popadaem v prostranstvo mertsajuschikh smyslov, zavisjaschikh ot togo, v kakuju pozitsiju stavit sebja nabljudatel kartiny.
Erik Bulatov chasto ispolzuet v svoikh rabotakh poeziju Vsevoloda Nekrasova, no vnosit v nee khudozhestvennye "pravki". Naprimer, "zhivu i vizhu" Nekrasova prevraschaetsja u Bulatova v "zhivu - vizhu", plasticheskuju metaforu, gde pojavljaetsja mertsanie smyslov.
Nelzja nazvat risunki Bulatova eskizami k kartinam, dazhe esli nekotorye iz nikh na pervyj vzgljad takimi kazhutsja. Eto zakonchennye proizvedenija, kak pravilo s detalnejshej prorabotkoj prostranstva. A prostranstvo u Bulatova - i est ta magija, kotoraja ego slova, v tom chisle apropriirovannye im po-svoemu stikhotvornye teksty Vsevoloda Nekrasova, prevraschaet v aktualnoe iskusstvo.
