Марина Ивановна Цветаева (1892-1941) одной из первых, если не самой первой, стала настойчиво и последовательно называть себя не поэтессой, а поэтом. На ее взгляд, поэтессы, за редкими исключениями, манерны, как само это слово, по-женски неуловимы и сосредоточены на пустяках, а она ощущала себя коренником, сгустком творческой энергии и мужественной воли - именно поэтом: властным, мощным, взрывным, безжалостным к себе, глубоко трагическим. Но с годами, на пике поэтического взлета, Цветаева в полную силу раскрылась еще и как мемуарист, и очеркист, и новеллист, и эссеист, и критик, и автор обширных дневников и множества писем - короче говоря, несравненный прозаик. Есть литературные гурманы, которые даже ставят ее прозу выше стихов. Как ни парадоксально, в пронзительных исповедальных стихах она прежде всего открывает нам - нас самих, а в пристальной прозе - в первую очередь с головой выдает себя.
Книга адресована широкому кругу заинтересованных читателей.
Marina Ivanovna Tsvetaeva (1892-1941) odnoj iz pervykh, esli ne samoj pervoj, stala nastojchivo i posledovatelno nazyvat sebja ne poetessoj, a poetom. Na ee vzgljad, poetessy, za redkimi iskljuchenijami, manerny, kak samo eto slovo, po-zhenski neulovimy i sosredotocheny na pustjakakh, a ona oschuschala sebja korennikom, sgustkom tvorcheskoj energii i muzhestvennoj voli - imenno poetom: vlastnym, moschnym, vzryvnym, bezzhalostnym k sebe, gluboko tragicheskim. No s godami, na pike poeticheskogo vzleta, Tsvetaeva v polnuju silu raskrylas esche i kak memuarist, i ocherkist, i novellist, i esseist, i kritik, i avtor obshirnykh dnevnikov i mnozhestva pisem - koroche govorja, nesravnennyj prozaik. Est literaturnye gurmany, kotorye dazhe stavjat ee prozu vyshe stikhov. Kak ni paradoksalno, v pronzitelnykh ispovedalnykh stikhakh ona prezhde vsego otkryvaet nam - nas samikh, a v pristalnoj proze - v pervuju ochered s golovoj vydaet sebja.
Kniga adresovana shirokomu krugu zainteresovannykh chitatelej.