Максим Семеляк казался музыкальным критиком "Афиши", отцом-основателем "Prime Russian Magazine", главным редактором "Men's Health" - и отродясь не был евангелистом "автофикшна". Тем не менее, герой его первого романа - надежный, как весь гражданский флот рассказчик: один в один автор образца 2008 года. Нарцисс-мизантроп, он раскапывает могилу на Ваганьковском и, окружив себя свитой из эксцентричных существ, притворяется внуком Зощенко, изучает боевое искусство, практикует мирное варварство, торгует прошлогодним снегом, погружается в бытовую феноменологию, барахтается между юмореской и элегией и плавает в философии. Семеляковский "водевиль" никакой не роман, но огромное стихотворение в прозе, позволяющее ощутить экзистенциальный вакуум целого поколения, отказавшегося иметь дело с современностью. В жизни это добром не кончилось, но сто тысяч лучших слов в лучшем порядке - вполне приемлемая компенсация за осознание: так, как в мае 2008, не будет уже никогда.
Maksim Semeljak kazalsja muzykalnym kritikom "Afishi", ottsom-osnovatelem "Prime Russian Magazine", glavnym redaktorom "Men's Health" - i otrodjas ne byl evangelistom "avtofikshna". Tem ne menee, geroj ego pervogo romana - nadezhnyj, kak ves grazhdanskij flot rasskazchik: odin v odin avtor obraztsa 2008 goda. Nartsiss-mizantrop, on raskapyvaet mogilu na Vagankovskom i, okruzhiv sebja svitoj iz ekstsentrichnykh suschestv, pritvorjaetsja vnukom Zoschenko, izuchaet boevoe iskusstvo, praktikuet mirnoe varvarstvo, torguet proshlogodnim snegom, pogruzhaetsja v bytovuju fenomenologiju, barakhtaetsja mezhdu jumoreskoj i elegiej i plavaet v filosofii. Semeljakovskij "vodevil" nikakoj ne roman, no ogromnoe stikhotvorenie v proze, pozvoljajuschee oschutit ekzistentsialnyj vakuum tselogo pokolenija, otkazavshegosja imet delo s sovremennostju. V zhizni eto dobrom ne konchilos, no sto tysjach luchshikh slov v luchshem porjadke - vpolne priemlemaja kompensatsija za osoznanie: tak, kak v mae 2008, ne budet uzhe nikogda.
