Делая собственную историю чужим достоянием, рассказчик не просто воскрешает ее в памяти, но и в некотором роде заново овеществляет. Она, конечно, и так не выдумка, и все же прежде, до слов, ей недоставало подлинности. В результате совместных усилий рассказчика и слушателя или читателя на перилах невообразимого Моста Времени одна за другой появляются зримые и осязаемые зарубки. Поэтому вот вам история о Рыбнике, рыбаке и рыбке, и еще о мокрой вороне, и о конце света заодно, и, если уж на то пошло, - о начале света; и как же хорошо, что у этого слова так много смыслов, как ни поверни, все - правда. Рассказать об этом было почти невозможно, но если не совершать невозможное хотя бы иногда, жизнь человеческая утрачивает сокровенный смысл. Рисунки на обложке Людмилы Милько.
Delaja sobstvennuju istoriju chuzhim dostojaniem, rasskazchik ne prosto voskreshaet ee v pamjati, no i v nekotorom rode zanovo oveschestvljaet. Ona, konechno, i tak ne vydumka, i vse zhe prezhde, do slov, ej nedostavalo podlinnosti. V rezultate sovmestnykh usilij rasskazchika i slushatelja ili chitatelja na perilakh nevoobrazimogo Mosta Vremeni odna za drugoj pojavljajutsja zrimye i osjazaemye zarubki. Poetomu vot vam istorija o Rybnike, rybake i rybke, i esche o mokroj vorone, i o kontse sveta zaodno, i, esli uzh na to poshlo, - o nachale sveta; i kak zhe khorosho, chto u etogo slova tak mnogo smyslov, kak ni poverni, vse - pravda. Rasskazat ob etom bylo pochti nevozmozhno, no esli ne sovershat nevozmozhnoe khotja by inogda, zhizn chelovecheskaja utrachivaet sokrovennyj smysl. Risunki na oblozhke Ljudmily Milko.
