На земле, пропитанной нефтью, иногда загораются огни, которые горят много десятков лет, и их погасить невозможно. Так же и в литературе - есть темы, от которых невозможно оторваться, они притягивают к себе и парализуют внимание. К одной из таких тем обращается Ирина Муравьёва в неожиданной для её прежней манеры повести "Жизнеописание грешницы Аделы*. Женщина, в ранней юности своей прошедшая через гетто, выработала в душе не страх и извлекла из своего сознания не робкую привычку послушания, напротив: она оказалась переполнена какой-то почти ослепительной жизненной силы. Талант опереточной актрисы - не более чем слабое отражение её незаурядного жизненного таланта, настолько же яркого, насколько и злого, и мелочного настолько же, насколько и великодушного. Характер Аделы - это характер почти запретный, поскольку если такому характеру было бы позволено распространиться на земле, всё наше существование на ней состояло бы исключительно из жертв, из страстей и желания мести. Тем более странно, что Муравьёвой удаётся убедить читателя в том, что этой её героине, написанной на стыке гротеска и беспощадной точности, знакома любовь.
Na zemle, propitannoj neftju, inogda zagorajutsja ogni, kotorye gorjat mnogo desjatkov let, i ikh pogasit nevozmozhno. Tak zhe i v literature - est temy, ot kotorykh nevozmozhno otorvatsja, oni pritjagivajut k sebe i paralizujut vnimanie. K odnoj iz takikh tem obraschaetsja Irina Muravjova v neozhidannoj dlja ejo prezhnej manery povesti "Zhizneopisanie greshnitsy Adely*. Zhenschina, v rannej junosti svoej proshedshaja cherez getto, vyrabotala v dushe ne strakh i izvlekla iz svoego soznanija ne robkuju privychku poslushanija, naprotiv: ona okazalas perepolnena kakoj-to pochti oslepitelnoj zhiznennoj sily. Talant operetochnoj aktrisy - ne bolee chem slaboe otrazhenie ejo nezaurjadnogo zhiznennogo talanta, nastolko zhe jarkogo, naskolko i zlogo, i melochnogo nastolko zhe, naskolko i velikodushnogo. Kharakter Adely - eto kharakter pochti zapretnyj, poskolku esli takomu kharakteru bylo by pozvoleno rasprostranitsja na zemle, vsjo nashe suschestvovanie na nej sostojalo by iskljuchitelno iz zhertv, iz strastej i zhelanija mesti. Tem bolee stranno, chto Muravjovoj udajotsja ubedit chitatelja v tom, chto etoj ejo geroine, napisannoj na styke groteska i besposchadnoj tochnosti, znakoma ljubov.
