Читатель спросит, зачем написана эта книга человеческих страданий. В наше время очень трудно удивить кого-либо зарисовкой ужасов жизни. Страшная действительность, кроме того, давно опередила выразительность нашего лексикона и потому слова не передают всей сущности. Итак, зачем написана эта книга? Когда она писалась, я меньше всего старался думать о субъективном осмыслении моих собственных переживаний. Из этого, конечно, не следует, что субъективного момента в книге нет, он есть и его не может не быть. Но я старался не мудрствовать лукаво и описывать события той волнующейся чередой, которой они надвигались на меня. Мне кажется, что все переживания, которым я был свидетелем, говорят сами за себя, они только зафиксированные мной капли океана зла и преступлений в советских лагерях. Во имя справедливости я должен сказать, что я никогда не падал на самое дно и, в общем, мне очень повезло. Того, кто докатился до дна страданий и испытал на себе жестокость советской лагерной системы во всем ее...
Chitatel sprosit, zachem napisana eta kniga chelovecheskikh stradanij. V nashe vremja ochen trudno udivit kogo-libo zarisovkoj uzhasov zhizni. Strashnaja dejstvitelnost, krome togo, davno operedila vyrazitelnost nashego leksikona i potomu slova ne peredajut vsej suschnosti. Itak, zachem napisana eta kniga? Kogda ona pisalas, ja menshe vsego staralsja dumat o subektivnom osmyslenii moikh sobstvennykh perezhivanij. Iz etogo, konechno, ne sleduet, chto subektivnogo momenta v knige net, on est i ego ne mozhet ne byt. No ja staralsja ne mudrstvovat lukavo i opisyvat sobytija toj volnujuschejsja cheredoj, kotoroj oni nadvigalis na menja. Mne kazhetsja, chto vse perezhivanija, kotorym ja byl svidetelem, govorjat sami za sebja, oni tolko zafiksirovannye mnoj kapli okeana zla i prestuplenij v sovetskikh lagerjakh. Vo imja spravedlivosti ja dolzhen skazat, chto ja nikogda ne padal na samoe dno i, v obschem, mne ochen povezlo. Togo, kto dokatilsja do dna stradanij i ispytal na sebe zhestokost sovetskoj lagernoj sistemy vo vsem ee...
