Роман "Пансионат" польского писателя Петра Пазиньского (р. 1973) критики назвали "первым литературным голосом поколения внуков Холокоста". Роман о путешествии в мир детства, в старый еврейский пансионат под Варшавой, где герой книги - "последний из цепочки поколений, ухватившийся за самый кончик", - проводил когда-то каникулы с бабушкой. Как теперь он понимает, это место казалось горстке уцелевших польских евреев "прибежищем в пустыне, остановкой на пути скитаний", "ковчегом". Пансионат почти опустел - большинство постояльцев давно уже на том свете, а те, что блуждают по комнатам, напоминают скорее привидения, чем людей из плоти и крови. Так немного осталось от прежнего мира... Встречаясь то ли с последними его постояльцами, то ли с тенями - персонажами из прошлого, он погружается в детство, ощущая собственную неразрывную связь со стариками. Это поэтичная и одновременно местами гротескная элегия уходящему миру. "Эта книга, "археология памяти", не позволяет окончательно кануть в Лету тому миру, который он вспоминает..." ("Газета Выборча") "Я поспешно высыпал содержимое свертков на стол и начал раскладывать старые фотографии, словно пасьянс... Может, только случай позволил уцелеть этим людям, чтобы свидетельствовать, кричать и оплакивать и никогда не забыть или забыть навсегда, но все равно помнить - из поколения в поколение, до конца, до последнего вздоха или даже на один день дольше..." (Петр Пазиньский)
Roman "Pansionat" polskogo pisatelja Petra Pazinskogo (r. 1973) kritiki nazvali "pervym literaturnym golosom pokolenija vnukov Kholokosta". Roman o puteshestvii v mir detstva, v staryj evrejskij pansionat pod Varshavoj, gde geroj knigi - "poslednij iz tsepochki pokolenij, ukhvativshijsja za samyj konchik", - provodil kogda-to kanikuly s babushkoj. Kak teper on ponimaet, eto mesto kazalos gorstke utselevshikh polskikh evreev "pribezhischem v pustyne, ostanovkoj na puti skitanij", "kovchegom". Pansionat pochti opustel - bolshinstvo postojaltsev davno uzhe na tom svete, a te, chto bluzhdajut po komnatam, napominajut skoree prividenija, chem ljudej iz ploti i krovi. Tak nemnogo ostalos ot prezhnego mira... Vstrechajas to li s poslednimi ego postojaltsami, to li s tenjami - personazhami iz proshlogo, on pogruzhaetsja v detstvo, oschuschaja sobstvennuju nerazryvnuju svjaz so starikami. Eto poetichnaja i odnovremenno mestami grotesknaja elegija ukhodjaschemu miru. "Eta kniga, "arkheologija pamjati", ne pozvoljaet okonchatelno kanut v Letu tomu miru, kotoryj on vspominaet..." ("Gazeta Vyborcha") "Ja pospeshno vysypal soderzhimoe svertkov na stol i nachal raskladyvat starye fotografii, slovno pasjans... Mozhet, tolko sluchaj pozvolil utselet etim ljudjam, chtoby svidetelstvovat, krichat i oplakivat i nikogda ne zabyt ili zabyt navsegda, no vse ravno pomnit - iz pokolenija v pokolenie, do kontsa, do poslednego vzdokha ili dazhe na odin den dolshe..." (Petr Pazinskij)
