Когда на голове плешь — надевают шляпу. Когда страна дыбом, изображают, что всё прекрасно. Тем более, что вот она, передышка в войнах. И в спешно подновлённом дворце ядовитым цветком распускается "добрый старый двор". И растящие этот цветок точно знают, как должен выглядеть мир — в обоих смыслах этого слова. Но почему так душно тем, кто вдосталь надышался пороховой гарью? И зачем в Старую Придду сползаются отсидевшиеся в тяжёлые времена в тылу, а ведь сползаются! Лезут вверх, шагают по подвернувшимся ступенькам, не особо приглядываясь, а не послужила ли таковой чья-нибудь голова? Можно, конечно, подловить наиболее прыткого мерзавца и вынудить его на дуэль, но что это изменит? Ничего! И будет звучать древний танец Кальтарин, и будут, как в механической шкатулке, совершать подобающие па раззолоченные фигурки, и будет, цепенея от скуки, бубнить затверженные слова Его малолетнее Величество… Правда, сегодня у короля радость, ему подарили чудо… Правда, иная фигурка может и взбрыкнуть… Правда, в мелодию Кальтарина может ворваться совсем другая музыка… Но Двор расцветает и крепнет, а Рокэ Алва, Регент и Первый маршал, молчит и вдруг срывается неизвестно куда, оставив распоряжения, подозрительно похожее на завещание. А у Кольца Эрнани планы Лионеля Савиньяка почти срывает непонятная буря. Непонятная ли? И сможет ли маршал Ли совладать с этим… Зверем?!
Kogda na golove plesh — nadevajut shljapu. Kogda strana dybom, izobrazhajut, chto vsjo prekrasno. Tem bolee, chto vot ona, peredyshka v vojnakh. I v speshno podnovljonnom dvortse jadovitym tsvetkom raspuskaetsja "dobryj staryj dvor". I rastjaschie etot tsvetok tochno znajut, kak dolzhen vygljadet mir — v oboikh smyslakh etogo slova. No pochemu tak dushno tem, kto vdostal nadyshalsja porokhovoj garju? I zachem v Staruju Priddu spolzajutsja otsidevshiesja v tjazhjolye vremena v tylu, a ved spolzajutsja! Lezut vverkh, shagajut po podvernuvshimsja stupenkam, ne osobo prigljadyvajas, a ne posluzhila li takovoj chja-nibud golova? Mozhno, konechno, podlovit naibolee prytkogo merzavtsa i vynudit ego na duel, no chto eto izmenit? Nichego! I budet zvuchat drevnij tanets Kaltarin, i budut, kak v mekhanicheskoj shkatulke, sovershat podobajuschie pa razzolochennye figurki, i budet, tsepeneja ot skuki, bubnit zatverzhennye slova Ego maloletnee Velichestvo… Pravda, segodnja u korolja radost, emu podarili chudo… Pravda, inaja figurka mozhet i vzbryknut… Pravda, v melodiju Kaltarina mozhet vorvatsja sovsem drugaja muzyka… No Dvor rastsvetaet i krepnet, a Roke Alva, Regent i Pervyj marshal, molchit i vdrug sryvaetsja neizvestno kuda, ostaviv rasporjazhenija, podozritelno pokhozhee na zaveschanie. A u Koltsa Ernani plany Lionelja Savinjaka pochti sryvaet neponjatnaja burja. Neponjatnaja li? I smozhet li marshal Li sovladat s etim… Zverem?!
