В пасмурную погоду невская вода принимает цвет отражаемых туч, землистый и стальной. А как выдастся погожий денёк - и небо кругом голубое, и Нева синяя-синяя. Если вы прогуливаетесь погожим днём, вы обязательно залюбуетесь этой божественной синевой. Здесь вообще писательский уголок. Может даже и весь город писательский. Его центральная, историческая часть, по крайней мере. Лучшие представители русской литературы или родились, или жили и работали в Петербурге. Пушкин, Жуковский, Баратынский, Достоевский, Куприн, Бунин, Ахматова, Мандельштам, Бродский, много, много других. Тогда, пожалуй, и свой рассказ я поведу, прогуливаясь по писательской Литейной части, улица за улицей, дом за домом. Дефилируя по Литейной части. Сейчас бы сказали, бесцельно слоняясь, праздно шатаясь, ну или гуляя, прогуливаясь. А во времена империи дефилировали. Теперь нет Империи, теперь праздно слоняются, уже не дефилируют. В том числе и потому в свои прогулки я не беру никого. Я всегда один, и со мною только Петербург с его обитателями, особенно теми, которые давно ушли в иной мир. "Часть II, Литейная". Моховая. Хамовая. Хамовники. Давно ушедшая эпоха. Выцветшие фотографии. Забытые имена. Истёршиеся судьбы. Мытарь, вратарь, просол, скорняк, гончар, бондарь. Право же и не тотчас сообразили, о каких ремёслах говорю. Русь уходящая. Даже, пожалуй, уже ушедшая. Навсегда. Как насмерть. Я благодарен судьбе за то, что живу в этом городе, в его историческом центре. Я не стал счастливым в Петербурге, но без этого города был бы несчастным. Быть не счастливым и быть несчастным - это всё ж не одно и то же, это разные степени депрессии.
V pasmurnuju pogodu nevskaja voda prinimaet tsvet otrazhaemykh tuch, zemlistyj i stalnoj. A kak vydastsja pogozhij denjok - i nebo krugom goluboe, i Neva sinjaja-sinjaja. Esli vy progulivaetes pogozhim dnjom, vy objazatelno zaljubuetes etoj bozhestvennoj sinevoj. Zdes voobsche pisatelskij ugolok. Mozhet dazhe i ves gorod pisatelskij. Ego tsentralnaja, istoricheskaja chast, po krajnej mere. Luchshie predstaviteli russkoj literatury ili rodilis, ili zhili i rabotali v Peterburge. Pushkin, Zhukovskij, Baratynskij, Dostoevskij, Kuprin, Bunin, Akhmatova, Mandelshtam, Brodskij, mnogo, mnogo drugikh. Togda, pozhaluj, i svoj rasskaz ja povedu, progulivajas po pisatelskoj Litejnoj chasti, ulitsa za ulitsej, dom za domom. Defiliruja po Litejnoj chasti. Sejchas by skazali, bestselno slonjajas, prazdno shatajas, nu ili guljaja, progulivajas. A vo vremena imperii defilirovali. Teper net Imperii, teper prazdno slonjajutsja, uzhe ne defilirujut. V tom chisle i potomu v svoi progulki ja ne beru nikogo. Ja vsegda odin, i so mnoju tolko Peterburg s ego obitateljami, osobenno temi, kotorye davno ushli v inoj mir. "Chast II, Litejnaja". Mokhovaja. Khamovaja. Khamovniki. Davno ushedshaja epokha. Vytsvetshie fotografii. Zabytye imena. Istjorshiesja sudby. Mytar, vratar, prosol, skornjak, gonchar, bondar. Pravo zhe i ne totchas soobrazili, o kakikh remjoslakh govorju. Rus ukhodjaschaja. Dazhe, pozhaluj, uzhe ushedshaja. Navsegda. Kak nasmert. Ja blagodaren sudbe za to, chto zhivu v etom gorode, v ego istoricheskom tsentre. Ja ne stal schastlivym v Peterburge, no bez etogo goroda byl by neschastnym. Byt ne schastlivym i byt neschastnym - eto vsjo zh ne odno i to zhe, eto raznye stepeni depressii.
