...Я иду, как лунатик, с тетрадью и карандашом, ожидая хотя бы слабого знака или зова. Мешки! Вы не поверите - мешки рукописных книг - вот мои наблюдения за этим миром. Иногда мне кажется, когда я их сожгу, я просветлюсь, ибо мне откроется Единство. А пока универсум предстает в моих записках раздробленным и слишком многомерным. Единственное спасение - что я наблюдаю его хотя и со стороны, но не пристальным взглядом рептилии, а жарким и любящим взором. Порою чрезмерно жарким, это мешает мне сохранить ясность духа и пребывать в состоянии ребенка, животного, камня, цветка - словом, применить истину к собственной жизни.
Недавно мне позвонили из Союза писателей и спросили:
- Вы извините, пожалуйста, какого вы года рождения? У нас тут записано - 1854-го...
Иногда мне кажется, так оно и есть.
Я чувствую себя Робинзоном, выброшенным на берег вечности.
...Ja idu, kak lunatik, s tetradju i karandashom, ozhidaja khotja by slabogo znaka ili zova. Meshki! Vy ne poverite - meshki rukopisnykh knig - vot moi nabljudenija za etim mirom. Inogda mne kazhetsja, kogda ja ikh sozhgu, ja prosvetljus, ibo mne otkroetsja Edinstvo. A poka universum predstaet v moikh zapiskakh razdroblennym i slishkom mnogomernym. Edinstvennoe spasenie - chto ja nabljudaju ego khotja i so storony, no ne pristalnym vzgljadom reptilii, a zharkim i ljubjaschim vzorom. Poroju chrezmerno zharkim, eto meshaet mne sokhranit jasnost dukha i prebyvat v sostojanii rebenka, zhivotnogo, kamnja, tsvetka - slovom, primenit istinu k sobstvennoj zhizni.
Nedavno mne pozvonili iz Sojuza pisatelej i sprosili:
- Vy izvinite, pozhalujsta, kakogo vy goda rozhdenija? U nas tut zapisano - 1854-go...
Inogda mne kazhetsja, tak ono i est.
Ja chuvstvuju sebja Robinzonom, vybroshennym na bereg vechnosti.
