Языки, подобно динозаврам, подобно всему нашему переходному виду, окаменели, они больше не издают свой крик - да и какой другой крик может быть, если не тот, которым являешься ты сам? Я слышал столько языков, не понимающих друг друга и самих себя, словно крики макак, объединённые парой сочинительных союзов, без всякой согласованности. И тогда я погрузился в молчание, я забыл о переходном человеке и услышал великую Волну, охватывающую изнутри все миры и всех маленьких зверей, вибрирующую повсюду, в листьях деревьев, в травах, в одинокой скале; Волну, что движет всем, будто собой, разлитой повсюду. Затем я увидел, что шаги, действия, слова уже не являются импульсами или мыслями, справедливыми или несправедливыми, ясными или затуманенными - это были ноты, либо правильные, либо фальшивые. Как у птиц. Звук, музыка, они находятся вне всего, о чём мы можем подумать. Нужно научиться пребывать в музыкальном созвучии со всем, слышать музыку во всём. Устаревший переходный человек...
Jazyki, podobno dinozavram, podobno vsemu nashemu perekhodnomu vidu, okameneli, oni bolshe ne izdajut svoj krik - da i kakoj drugoj krik mozhet byt, esli ne tot, kotorym javljaeshsja ty sam? Ja slyshal stolko jazykov, ne ponimajuschikh drug druga i samikh sebja, slovno kriki makak, obedinjonnye paroj sochinitelnykh sojuzov, bez vsjakoj soglasovannosti. I togda ja pogruzilsja v molchanie, ja zabyl o perekhodnom cheloveke i uslyshal velikuju Volnu, okhvatyvajuschuju iznutri vse miry i vsekh malenkikh zverej, vibrirujuschuju povsjudu, v listjakh derevev, v travakh, v odinokoj skale; Volnu, chto dvizhet vsem, budto soboj, razlitoj povsjudu. Zatem ja uvidel, chto shagi, dejstvija, slova uzhe ne javljajutsja impulsami ili mysljami, spravedlivymi ili nespravedlivymi, jasnymi ili zatumanennymi - eto byli noty, libo pravilnye, libo falshivye. Kak u ptits. Zvuk, muzyka, oni nakhodjatsja vne vsego, o chjom my mozhem podumat. Nuzhno nauchitsja prebyvat v muzykalnom sozvuchii so vsem, slyshat muzyku vo vsjom. Ustarevshij perekhodnyj chelovek...
