Попытка Станислава Куняева разобраться в тайне гибели Николая Рубцова привела его к новому прочтению и осмыслению поэзии "Серебряного века", до сих пор считающегося в истории отечественной культуры высочайшим достижением, близким к вершинам "золотого" пушкинского века. Однако внимательное прочтение наследия Ахматовой, Цветаевой, Ходасевича, раннего Маяковского, Георгия Иванова, Михаила Кузмина, Фёдора Сологуба, Валерия Брюсова и прочих идолов русского декадентства привело автора к убеждению, что их творчество является в гораздо большей степени антипушкинским, чем было принято считать критиками, публицистами, историками либерально-демократического склада.
Popytka Stanislava Kunjaeva razobratsja v tajne gibeli Nikolaja Rubtsova privela ego k novomu prochteniju i osmysleniju poezii "Serebrjanogo veka", do sikh por schitajuschegosja v istorii otechestvennoj kultury vysochajshim dostizheniem, blizkim k vershinam "zolotogo" pushkinskogo veka. Odnako vnimatelnoe prochtenie nasledija Akhmatovoj, Tsvetaevoj, Khodasevicha, rannego Majakovskogo, Georgija Ivanova, Mikhaila Kuzmina, Fjodora Sologuba, Valerija Brjusova i prochikh idolov russkogo dekadentstva privelo avtora k ubezhdeniju, chto ikh tvorchestvo javljaetsja v gorazdo bolshej stepeni antipushkinskim, chem bylo prinjato schitat kritikami, publitsistami, istorikami liberalno-demokraticheskogo sklada.