Без Вячеслава Иванова невозможно представить себе эпоху Серебряного века, одним из лучших поэтов которого он был. Помимо этого, Вяч. Иванов был и филологом - классиком мирового масштаба, его исследования по истории античной мифологии и религии носят характер фундаментальных трудов. Как религиозный мыслитель Вячеслав Иванов считал себя учеником и последователем Владимира Соловьева с его философией всеединства и вселенским христианством. Последнюю четверть века своей жизни поэт прожил в Италии, где занимался научной и преподавательской деятельностью. Во время немецкой оккупации Рима под грохот бомб и снарядов он писал стихи, составившие цикл "Римский дневник" и ставшие одной из величайших вершин русской поэзии. Вопреки распространенным представлениям Вячеслав Иванов предстает в книге не как поэт исключительно "для филологов", а как тот, в чьих стихах, по словам Мандельштама, звучит "могучий гул" наплывающего и ждущего своей очереди колокола народной речи.
Bez Vjacheslava Ivanova nevozmozhno predstavit sebe epokhu Serebrjanogo veka, odnim iz luchshikh poetov kotorogo on byl. Pomimo etogo, Vjach. Ivanov byl i filologom - klassikom mirovogo masshtaba, ego issledovanija po istorii antichnoj mifologii i religii nosjat kharakter fundamentalnykh trudov. Kak religioznyj myslitel Vjacheslav Ivanov schital sebja uchenikom i posledovatelem Vladimira Soloveva s ego filosofiej vseedinstva i vselenskim khristianstvom. Poslednjuju chetvert veka svoej zhizni poet prozhil v Italii, gde zanimalsja nauchnoj i prepodavatelskoj dejatelnostju. Vo vremja nemetskoj okkupatsii Rima pod grokhot bomb i snarjadov on pisal stikhi, sostavivshie tsikl "Rimskij dnevnik" i stavshie odnoj iz velichajshikh vershin russkoj poezii. Vopreki rasprostranennym predstavlenijam Vjacheslav Ivanov predstaet v knige ne kak poet iskljuchitelno "dlja filologov", a kak tot, v chikh stikhakh, po slovam Mandelshtama, zvuchit "moguchij gul" naplyvajuschego i zhduschego svoej ocheredi kolokola narodnoj rechi.
