И все - то у него получалось не совсем по - русски! Может, действительно, лишь потому, что - 'властитель слабый и лукавый'? Но эта книга скорее наведет на другую мысль: легко было сказать такое одному Александру о другом - хоть и старшем, но все - таки современнике. А что же мы, живущие два века спустя? А мы, посмеявшись вволю над прилежным учеником Лагарна, млеющим в ожидании мистических бесед с госпожой Крюденер, тревожно смотрим на часы: не пропустить бы сеанс господина Кашпировского! Или, обозрев свысока конституционные потуги злосчастного просвещенного монарха, оборачиваемся к тому же голубому экрану, чтобы увидеть картинки современного 'цивилизованного' внедрения конституции где - нибудь на берегах Терека или Немана. Потому что, как убеждает чтениеэто книги, каждый век, каждое время способно открыть перед человеком возможность начать с горячего стремления одарить ближних и дальних всеми благами, какие только могли придумать умные головы философов - энциклопедистов, а закончить...
I vse - to u nego poluchalos ne sovsem po - russki! Mozhet, dejstvitelno, lish potomu, chto - 'vlastitel slabyj i lukavyj'? No eta kniga skoree navedet na druguju mysl: legko bylo skazat takoe odnomu Aleksandru o drugom - khot i starshem, no vse - taki sovremennike. A chto zhe my, zhivuschie dva veka spustja? A my, posmejavshis vvolju nad prilezhnym uchenikom Lagarna, mlejuschim v ozhidanii misticheskikh besed s gospozhoj Krjudener, trevozhno smotrim na chasy: ne propustit by seans gospodina Kashpirovskogo! Ili, obozrev svysoka konstitutsionnye potugi zloschastnogo prosveschennogo monarkha, oborachivaemsja k tomu zhe golubomu ekranu, chtoby uvidet kartinki sovremennogo 'tsivilizovannogo' vnedrenija konstitutsii gde - nibud na beregakh Tereka ili Nemana. Potomu chto, kak ubezhdaet chtenieeto knigi, kazhdyj vek, kazhdoe vremja sposobno otkryt pered chelovekom vozmozhnost nachat s gorjachego stremlenija odarit blizhnikh i dalnikh vsemi blagami, kakie tolko mogli pridumat umnye golovy filosofov - entsiklopedistov, a zakonchit..
