Возможно, когда-нибудь литературную ситуацию российских 90-х станут сравнивать с европейским средневековьем. Тьма, мрак и невежество; брожение в незрелых, но живых умах "новых коммерческих" ересиархов; звезды, что зажигались на краткий миг и гасли, канув в безбрежное рыночное болото. Костры на площадях все больше чадили, а не пылали, поэтому все остались живы, но разглядеть в этом густом дыму прекрасные лица было решительно невозможно. Лена Хаецкая все это время отсиживалась в Вавилоне, на обочине, на краю света. Не то чтобы она была вовсе неизвестна, но имя ее звучало на площадях много реже, чем прочие, да и произносили его все больше шепотом, чтобы Враги и Уроды не услышали, не поволокли на костер. Не поволокли. Правда, и славы, и жемчугов с маслом, и мокрых роз к ногам досталось ей много меньше, чем по штату положено. Ну, не беда: жизнь наша с вами только начинается. Вот вам Вавилонская сиделица, Лена Хаецкая собственной персоной, прошу любить, жаловать и беречь пуще...
Vozmozhno, kogda-nibud literaturnuju situatsiju rossijskikh 90-kh stanut sravnivat s evropejskim srednevekovem. Tma, mrak i nevezhestvo; brozhenie v nezrelykh, no zhivykh umakh "novykh kommercheskikh" eresiarkhov; zvezdy, chto zazhigalis na kratkij mig i gasli, kanuv v bezbrezhnoe rynochnoe boloto. Kostry na ploschadjakh vse bolshe chadili, a ne pylali, poetomu vse ostalis zhivy, no razgljadet v etom gustom dymu prekrasnye litsa bylo reshitelno nevozmozhno. Lena Khaetskaja vse eto vremja otsizhivalas v Vavilone, na obochine, na kraju sveta. Ne to chtoby ona byla vovse neizvestna, no imja ee zvuchalo na ploschadjakh mnogo rezhe, chem prochie, da i proiznosili ego vse bolshe shepotom, chtoby Vragi i Urody ne uslyshali, ne povolokli na koster. Ne povolokli. Pravda, i slavy, i zhemchugov s maslom, i mokrykh roz k nogam dostalos ej mnogo menshe, chem po shtatu polozheno. Nu, ne beda: zhizn nasha s vami tolko nachinaetsja. Vot vam Vavilonskaja sidelitsa, Lena Khaetskaja sobstvennoj personoj, proshu ljubit, zhalovat i berech pusche...
