Она правила Великобританией 64 года, которые вошли в историю как Викторианская эпоха. Ее называли «величайшей женщиной всех времен». Но и простое женское счастье не обошло королеву стороной. Редчайший случай: королевский брак не был браком по расчету — она любила сама и была любима. Самому романтичному любовному роману далеко до «великой и вечной любви Виктории и Альберта». Ее отношения с супругом стали образцом счастливой семейной жизни. После смерти мужа она почти 40 лет не снимала траура, но завещала похоронить себя непременно в белом. Ей хотелось, чтобы на усыпальнице они с Альбертом были одного возраста — тогда все выглядело бы так, словно они умерли в один день... «Я оплакиваю старую, по-матерински заботливую королеву среднего класса, под чьей просторной, уродливой шалью из шотландки грелась вся нация и чье правление было таким уютным и благотворным», — сказал о Виктории писатель Генри Джеймс. Лучше, пожалуй, и не скажешь...
Ona pravila Velikobritaniej 64 goda, kotorye voshli v istoriju kak Viktorianskaja epokha. Ee nazyvali «velichajshej zhenschinoj vsekh vremen». No i prostoe zhenskoe schaste ne oboshlo korolevu storonoj. Redchajshij sluchaj: korolevskij brak ne byl brakom po raschetu — ona ljubila sama i byla ljubima. Samomu romantichnomu ljubovnomu romanu daleko do «velikoj i vechnoj ljubvi Viktorii i Alberta». Ee otnoshenija s suprugom stali obraztsom schastlivoj semejnoj zhizni. Posle smerti muzha ona pochti 40 let ne snimala traura, no zaveschala pokhoronit sebja nepremenno v belom. Ej khotelos, chtoby na usypalnitse oni s Albertom byli odnogo vozrasta — togda vse vygljadelo by tak, slovno oni umerli v odin den... «Ja oplakivaju staruju, po-materinski zabotlivuju korolevu srednego klassa, pod chej prostornoj, urodlivoj shalju iz shotlandki grelas vsja natsija i che pravlenie bylo takim ujutnym i blagotvornym», — skazal o Viktorii pisatel Genri Dzhejms. Luchshe, pozhaluj, i ne skazhesh...
