Соблазнитель заходит дальше пушкинского Сальери, разнимая, как труп, девичью любовь. Словно паук, впрыскивает в неопытную душу переживания и ждет, пока они приобретут годную для потребления консистенцию. Таков, по определению Кьеркегора, "эстетик". И что с того, что за " Дневником обольстителя" следуют откровения "этика" и "человека религиозного". Что с того, что целой иерархией псевдонимов автор отмежевывается от своего создания - как всякое порожденное творческим усилием чудише, оно губит своего создателя.
Даже в глазах сограждан автор предстал "безумцем" и "извращенцем", его единственная печальная любовь была оклеветана, мальчишки на улице бросались камнями... Жизнь Кьеркегора сама по себе - странный и страшный сюжет.
Soblaznitel zakhodit dalshe pushkinskogo Saleri, raznimaja, kak trup, devichju ljubov. Slovno pauk, vpryskivaet v neopytnuju dushu perezhivanija i zhdet, poka oni priobretut godnuju dlja potreblenija konsistentsiju. Takov, po opredeleniju Kerkegora, "estetik". I chto s togo, chto za " Dnevnikom obolstitelja" sledujut otkrovenija "etika" i "cheloveka religioznogo". Chto s togo, chto tseloj ierarkhiej psevdonimov avtor otmezhevyvaetsja ot svoego sozdanija - kak vsjakoe porozhdennoe tvorcheskim usiliem chudishe, ono gubit svoego sozdatelja.
Dazhe v glazakh sograzhdan avtor predstal "bezumtsem" i "izvraschentsem", ego edinstvennaja pechalnaja ljubov byla oklevetana, malchishki na ulitse brosalis kamnjami... Zhizn Kerkegora sama po sebe - strannyj i strashnyj sjuzhet.
