"Есть что-то поразительное у автора и делателя стихов. Я сказал бы, что тонкий нерв поэта, его мировоззрение буквально в пух и прах разносит всю стандартную и успокоенную "красоту" жизни. Ну, что в самом деле, имея квартиры, детей, мужа, думать о сытном обеде, о тряпках, о развлечениях, планируя дни, недели и так далее? Русский поэт мог бы пойти далеко и бесславно, как многие другие. Все это было у Марины Клеймиц и всего этого не было. Мы познакомились осенью девяностого. Я - начинающий художник, она - уже зрелый поэт. Меня потрясли ее стихи - необычные, пугающие. Было в них что-то от того времени - боль, ненависть и тонкий лиризм. За окном надвигались события, Россия корчилась в своем тоталитаризме, в своем партаппаратом конце. А тут на Свечном читались стихи, пилось вино и громы небесные вились вокруг маленькой женщины, которая могла все предвидеть и все знать. Да, знать. Она знала, что свобода в России это анархия. Что демократы по-русски это воры. А тех, кто не пошел по...
"Est chto-to porazitelnoe u avtora i delatelja stikhov. Ja skazal by, chto tonkij nerv poeta, ego mirovozzrenie bukvalno v pukh i prakh raznosit vsju standartnuju i uspokoennuju "krasotu" zhizni. Nu, chto v samom dele, imeja kvartiry, detej, muzha, dumat o sytnom obede, o trjapkakh, o razvlechenijakh, planiruja dni, nedeli i tak dalee? Russkij poet mog by pojti daleko i besslavno, kak mnogie drugie. Vse eto bylo u Mariny Klejmits i vsego etogo ne bylo. My poznakomilis osenju devjanostogo. Ja - nachinajuschij khudozhnik, ona - uzhe zrelyj poet. Menja potrjasli ee stikhi - neobychnye, pugajuschie. Bylo v nikh chto-to ot togo vremeni - bol, nenavist i tonkij lirizm. Za oknom nadvigalis sobytija, Rossija korchilas v svoem totalitarizme, v svoem partapparatom kontse. A tut na Svechnom chitalis stikhi, pilos vino i gromy nebesnye vilis vokrug malenkoj zhenschiny, kotoraja mogla vse predvidet i vse znat. Da, znat. Ona znala, chto svoboda v Rossii eto anarkhija. Chto demokraty po-russki eto vory. A tekh, kto ne poshel po...
