Эта книга написана как расширение романа "Харбин". Город в Китае стал настоящим спасением для тысяч российских беженцев. Не так давно, когда к представителям русской эмиграции относились как к "белобандитам", историю Харбина предпочитали замалчивать. Автор книги - ветеран спецслужб, китаист - попытался облечь в художественную, и потому интересную большинству читателей, форму реальную, насыщенную событиями жизнь уникального геополитического анклава.
"Когда-то давным-давно, на излете смутных 90-х, в России завелся книжный тренд - умная беллетристика. Считалось, что литература идей и литература развлечения до поры до времени существовали как вода и масло, то есть почти не смешиваясь. В связи с чем новый русский интеллигент испытывал моральные страдания и танталовы муки: читать запоем большую литературу ему было уже трудновато (хотя бы из-за недостатка времени), а легонькую словесность - все еще стыдно. Тогда явился Борис Акунин и принес с собой метод написания романов, одновременно занимательных и познавательных. Серьезных конкурентов на этом пути ему не встретилось, и он быстро обрел эксклюзивный статус человека-жанра. А акунинская проза сама по себе стала неким литературным критерием...
"33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине" Анташкевича - явление из разряда умной беллетристики, но его трудно квалифицировать по акунинской шкале. Оно явно выросло из предыдущей книги Анташкевича "Харбин", которая лишь притворялась романом, а на деле была, по словам автора, чем-то вроде "резинового мешка", в который он "напихивал все факты: харбинские газеты, японцев, войну, эмиграцию, и чувствовал, как книга буквально трещит по швам". Словом, по издательским понятиям, неформат.
Зато "33 рассказа" - вещь вполне форматная. Здесь Анташкевич на том же русско-китайском материале пишет о жизни русской эмиграции. Но не в виде исторического очерка, а так, чтобы можно было наслаждаться головокружительными приключениями и катанием с сюжетных горок. Темы соответствующие: игра разведок, резня времен Гражданской войны, курение опиума в китайских трущобах. Ну и, конечно, репрессии советских органов, в 1945-м депортировавших русских жителей Маньчжурии в Магадан. В общем, то, что издатель прописал.
Заслуга Анташкевича в том, что он взялся за эмигрантскую тему с той стороны, которая до сих пор почти не разработана в литературе. Речь идет о восточной диаспоре и Харбине - русском городе в Китае. По сути, он стал отдельным государством, осколком бывшей Российской империи, так что если кому-то хочется создать еще один "Остров Крым", он вполне может удовлетвориться Харбином. Тут можно попросту списывать с ушедшей натуры. Собственно, Анташкевич так и поступает.
Знание деталей и обстоятельств времени и места придает роману достоверность и усиливает сюжетные спецэффекты. Колорит местной застройки, люпины, Pidgin Russian в китайской версии, те же самые курильни - чего здесь только нет. Причем действие у Анташкевича вырастает из исторического фона, тогда как в акунинских книгах всегда господствовал принцип наложения интриги на исторические декорации (те же вода и масло, но внутри романа). Правда, автор "33 рассказов" расплачивается за свою манеру некоторой повествовательной чересполосицей. Зато перед нами современная историческая, а не антикварная беллетристика.
Некоторые критики объясняют добротность романа тем, что его автор - дитя многих талантов. До своего выхода на книжный рынок он якобы успел побывать краеведом и шпионом. Интересное и, судя по результату, продуктивное сочетание. Во всяком случае, есть все основания полагать, что стартовый тираж его нового романа - 4000 экземпляров - будет раскуплен. Неплохо по нынешним временам".
Eta kniga napisana kak rasshirenie romana "Kharbin". Gorod v Kitae stal nastojaschim spaseniem dlja tysjach rossijskikh bezhentsev. Ne tak davno, kogda k predstaviteljam russkoj emigratsii otnosilis kak k "belobanditam", istoriju Kharbina predpochitali zamalchivat. Avtor knigi - veteran spetssluzhb, kitaist - popytalsja oblech v khudozhestvennuju, i potomu interesnuju bolshinstvu chitatelej, formu realnuju, nasyschennuju sobytijami zhizn unikalnogo geopoliticheskogo anklava.
"Kogda-to davnym-davno, na izlete smutnykh 90-kh, v Rossii zavelsja knizhnyj trend - umnaja belletristika. Schitalos, chto literatura idej i literatura razvlechenija do pory do vremeni suschestvovali kak voda i maslo, to est pochti ne smeshivajas. V svjazi s chem novyj russkij intelligent ispytyval moralnye stradanija i tantalovy muki: chitat zapoem bolshuju literaturu emu bylo uzhe trudnovato (khotja by iz-za nedostatka vremeni), a legonkuju slovesnost - vse esche stydno. Togda javilsja Boris Akunin i prines s soboj metod napisanija romanov, odnovremenno zanimatelnykh i poznavatelnykh. Sereznykh konkurentov na etom puti emu ne vstretilos, i on bystro obrel ekskljuzivnyj status cheloveka-zhanra. A akuninskaja proza sama po sebe stala nekim literaturnym kriteriem...
"33 rasskaza o kitajskom politsejskom poruchike Sorokine" Antashkevicha - javlenie iz razrjada umnoj belletristiki, no ego trudno kvalifitsirovat po akuninskoj shkale. Ono javno vyroslo iz predyduschej knigi Antashkevicha "Kharbin", kotoraja lish pritvorjalas romanom, a na dele byla, po slovam avtora, chem-to vrode "rezinovogo meshka", v kotoryj on "napikhival vse fakty: kharbinskie gazety, japontsev, vojnu, emigratsiju, i chuvstvoval, kak kniga bukvalno treschit po shvam". Slovom, po izdatelskim ponjatijam, neformat.
Zato "33 rasskaza" - vesch vpolne formatnaja. Zdes Antashkevich na tom zhe russko-kitajskom materiale pishet o zhizni russkoj emigratsii. No ne v vide istoricheskogo ocherka, a tak, chtoby mozhno bylo naslazhdatsja golovokruzhitelnymi prikljuchenijami i kataniem s sjuzhetnykh gorok. Temy sootvetstvujuschie: igra razvedok, reznja vremen Grazhdanskoj vojny, kurenie opiuma v kitajskikh truschobakh. Nu i, konechno, repressii sovetskikh organov, v 1945-m deportirovavshikh russkikh zhitelej Manchzhurii v Magadan. V obschem, to, chto izdatel propisal.
Zasluga Antashkevicha v tom, chto on vzjalsja za emigrantskuju temu s toj storony, kotoraja do sikh por pochti ne razrabotana v literature. Rech idet o vostochnoj diaspore i Kharbine - russkom gorode v Kitae. Po suti, on stal otdelnym gosudarstvom, oskolkom byvshej Rossijskoj imperii, tak chto esli komu-to khochetsja sozdat esche odin "Ostrov Krym", on vpolne mozhet udovletvoritsja Kharbinom. Tut mozhno poprostu spisyvat s ushedshej natury. Sobstvenno, Antashkevich tak i postupaet.
Znanie detalej i obstojatelstv vremeni i mesta pridaet romanu dostovernost i usilivaet sjuzhetnye spetseffekty. Kolorit mestnoj zastrojki, ljupiny, Pidgin Russian v kitajskoj versii, te zhe samye kurilni - chego zdes tolko net. Prichem dejstvie u Antashkevicha vyrastaet iz istoricheskogo fona, togda kak v akuninskikh knigakh vsegda gospodstvoval printsip nalozhenija intrigi na istoricheskie dekoratsii (te zhe voda i maslo, no vnutri romana). Pravda, avtor "33 rasskazov" rasplachivaetsja za svoju maneru nekotoroj povestvovatelnoj cherespolositsej. Zato pered nami sovremennaja istoricheskaja, a ne antikvarnaja belletristika.
Nekotorye kritiki objasnjajut dobrotnost romana tem, chto ego avtor - ditja mnogikh talantov. Do svoego vykhoda na knizhnyj rynok on jakoby uspel pobyvat kraevedom i shpionom. Interesnoe i, sudja po rezultatu, produktivnoe sochetanie. Vo vsjakom sluchae, est vse osnovanija polagat, chto startovyj tirazh ego novogo romana - 4000 ekzempljarov - budet raskuplen. Neplokho po nyneshnim vremenam".
