Писатель без читателя - вещь странная и даже патологическая. Но, увы, неизбежная, если не заниматься "ретушью" происходящего. В этом смысле автор книги никакого отношения к современной российской литературе не имеет и иметь не хочет. Он просто в меру своих сил стремится зафиксировать то, что увидел, освободившись от иллюзорных претензий на бытие того, чего нет, от попытки "занять место" там, где не существует пространства, где оно съедено чёрной дырой "ничто". Словосочетание "христианин" будет являться ключевым для понимания того, как вообще может возникнуть связь между пишущим и читающим там, где она с неизбежностью не предполагает искажения реальности. Эта связь может сохраниться, не требуя умиротворяющей лжи, если и пишущий, и читающий - христиане. Тогда жизнь, пусть и среди вызженной пустыни, нигде и никогда не способна иссякнуть и в читающем и в пишущем, ибо не иссякаем её Источник.
Pisatel bez chitatelja - vesch strannaja i dazhe patologicheskaja. No, uvy, neizbezhnaja, esli ne zanimatsja "retushju" proiskhodjaschego. V etom smysle avtor knigi nikakogo otnoshenija k sovremennoj rossijskoj literature ne imeet i imet ne khochet. On prosto v meru svoikh sil stremitsja zafiksirovat to, chto uvidel, osvobodivshis ot illjuzornykh pretenzij na bytie togo, chego net, ot popytki "zanjat mesto" tam, gde ne suschestvuet prostranstva, gde ono sedeno chjornoj dyroj "nichto". Slovosochetanie "khristianin" budet javljatsja kljuchevym dlja ponimanija togo, kak voobsche mozhet vozniknut svjaz mezhdu pishuschim i chitajuschim tam, gde ona s neizbezhnostju ne predpolagaet iskazhenija realnosti. Eta svjaz mozhet sokhranitsja, ne trebuja umirotvorjajuschej lzhi, esli i pishuschij, i chitajuschij - khristiane. Togda zhizn, pust i sredi vyzzhennoj pustyni, nigde i nikogda ne sposobna issjaknut i v chitajuschem i v pishuschem, ibo ne issjakaem ejo Istochnik.
