Изучая различные эпохи российской истории, авторы сборника "Изобретение империи. Языки и практики" пытаются ответить на одни и те же вопросы: каким образом, при помощи какого аналитического языка описывалось пространство империи ее современниками? Где находится империя, когда никто ее "не видит"? Что толку в "объективной" реконструкции структурных отношений господства и подчинения или политики территориальной экспансии, если те же самые структуры и такого же рода политику можно найти в любой другой форме политического устройства и во все эпохи?
Izuchaja razlichnye epokhi rossijskoj istorii, avtory sbornika "Izobretenie imperii. Jazyki i praktiki" pytajutsja otvetit na odni i te zhe voprosy: kakim obrazom, pri pomoschi kakogo analiticheskogo jazyka opisyvalos prostranstvo imperii ee sovremennikami? Gde nakhoditsja imperija, kogda nikto ee "ne vidit"? Chto tolku v "obektivnoj" rekonstruktsii strukturnykh otnoshenij gospodstva i podchinenija ili politiki territorialnoj ekspansii, esli te zhe samye struktury i takogo zhe roda politiku mozhno najti v ljuboj drugoj forme politicheskogo ustrojstva i vo vse epokhi?
