"Много летя не любил Москву. Она меня пугала и обижала, когда я приезжал сюда по каким-то делам, или был тут проездом. Я не понимал, в какой стороне здесь восходит солнце, не ощущал расстояний. В Москве все было далеко. Я нырял в метро или напряженно и недоверчиво позволял таксистам перемещать меня по Москве. Самое страшное здесь было потерять бумажку с номером телефона каких-нибудь родственников или знакомых, у которых можно было переночевать или которые могли чем-то помочь. Как легко и приятно было ругать и не любить Москву. Одежда, в которой я сюда приезжал, всегда не совпадала с московской погодой. Либо в ней было слишком жарко, либо наоборот. А потом я приехал сюда жить.
Помню, как в первый раз выехал на своей машине на московские улицы. Один. И был страшно удивлен. Ничего страшного! Вообще! Как это было удивительно -я еду по Москве! Никто не тычет в меня пальцем, все в порядке. Ничего особенного. Меня так поразило это чувство, что я проехал по Садовому кольцу два раза, а потом катался полночи. То, что давило не меня и угнетало, вдруг исчезло... Я потихонечку стал слышать и чувствовать полутона и чистые звуки. Я как будто снял скафандр и с изумлением обнаружил, что здесь тоже можно дышать. Й что здесь есть люди. Много людей..."
"Mnogo letja ne ljubil Moskvu. Ona menja pugala i obizhala, kogda ja priezzhal sjuda po kakim-to delam, ili byl tut proezdom. Ja ne ponimal, v kakoj storone zdes voskhodit solntse, ne oschuschal rasstojanij. V Moskve vse bylo daleko. Ja nyrjal v metro ili naprjazhenno i nedoverchivo pozvoljal taksistam peremeschat menja po Moskve. Samoe strashnoe zdes bylo poterjat bumazhku s nomerom telefona kakikh-nibud rodstvennikov ili znakomykh, u kotorykh mozhno bylo perenochevat ili kotorye mogli chem-to pomoch. Kak legko i prijatno bylo rugat i ne ljubit Moskvu. Odezhda, v kotoroj ja sjuda priezzhal, vsegda ne sovpadala s moskovskoj pogodoj. Libo v nej bylo slishkom zharko, libo naoborot. A potom ja priekhal sjuda zhit.
Pomnju, kak v pervyj raz vyekhal na svoej mashine na moskovskie ulitsy. Odin. I byl strashno udivlen. Nichego strashnogo! Voobsche! Kak eto bylo udivitelno -ja edu po Moskve! Nikto ne tychet v menja paltsem, vse v porjadke. Nichego osobennogo. Menja tak porazilo eto chuvstvo, chto ja proekhal po Sadovomu koltsu dva raza, a potom katalsja polnochi. To, chto davilo ne menja i ugnetalo, vdrug ischezlo... Ja potikhonechku stal slyshat i chuvstvovat polutona i chistye zvuki. Ja kak budto snjal skafandr i s izumleniem obnaruzhil, chto zdes tozhe mozhno dyshat. J chto zdes est ljudi. Mnogo ljudej..."
