Проза эта насквозь пародийна, но сквозь страницы прорастает что-то новое, ни на что не похожее. Действие происходит в стране, где мучаются собой люди с узнаваемыми доморощенными фамилиями, но границы этой страны надмирны. Мир Рагозина полон осязаемых деталей, битком набит запахами, реален до рези в глазах, но неузнаваем. Полный набор известных мировых сюжетов в наличии, но они прокручиваются на месте, как гайки с сорванной резьбой. Традиционные литценности рассыпаются, превращаются в труху... Это очень озорная проза. Но и озорство здесь особое, сокровенное. Поможет ли биографическая справка? Вряд ли. Писатель - скромный библиотекарь, живущий, скорее, в своих текстах, чем в реальной Москве на рубеже тысячелетий. И эти тексты выдают главное - автор обладает абсолютным литературным слухом. И еще он играет с читателем на равных, без поддавков, уважая его читательское достоинство.
Proza eta naskvoz parodijna, no skvoz stranitsy prorastaet chto-to novoe, ni na chto ne pokhozhee. Dejstvie proiskhodit v strane, gde muchajutsja soboj ljudi s uznavaemymi domoroschennymi familijami, no granitsy etoj strany nadmirny. Mir Ragozina polon osjazaemykh detalej, bitkom nabit zapakhami, realen do rezi v glazakh, no neuznavaem. Polnyj nabor izvestnykh mirovykh sjuzhetov v nalichii, no oni prokruchivajutsja na meste, kak gajki s sorvannoj rezboj. Traditsionnye littsennosti rassypajutsja, prevraschajutsja v trukhu... Eto ochen ozornaja proza. No i ozorstvo zdes osoboe, sokrovennoe. Pomozhet li biograficheskaja spravka? Vrjad li. Pisatel - skromnyj bibliotekar, zhivuschij, skoree, v svoikh tekstakh, chem v realnoj Moskve na rubezhe tysjacheletij. I eti teksty vydajut glavnoe - avtor obladaet absoljutnym literaturnym slukhom. I esche on igraet s chitatelem na ravnykh, bez poddavkov, uvazhaja ego chitatelskoe dostoinstvo.
