У монаха были жабьи глаза и мускулистые волосатые руки. В этих руках было легче представить нож убийцы, чем буддийские молитвенные четки. Одет он был в застиранный плащ. На коленях у монаха лежала старинная гадательная рукопись. Ткнув жирным пальцем вназвание главы, он прочел вслух: - Черная лиса вылезает из норы. Будьте осторожны. В воздухе чувствуется запах крови... Детективная эпопея о древнекитайском судье Ли принесла голландцу Роберту ван Гулику мировую славу и огромные литературные гонорары. Писатель был признан классиком жанра, на его книгах учились, им пытались подражать... Сам ван Гулик только грустно улыбался. Подобно своему герою, судье из старинного рода Жэнь-изе, превыше всей мирской суеты он ценил ароматный чай, накрытыйна веранде, неспешную беседу и зрелище сливовых деревьев, расцветающих на склонах хребта Лу.
U monakha byli zhabi glaza i muskulistye volosatye ruki. V etikh rukakh bylo legche predstavit nozh ubijtsy, chem buddijskie molitvennye chetki. Odet on byl v zastirannyj plasch. Na kolenjakh u monakha lezhala starinnaja gadatelnaja rukopis. Tknuv zhirnym paltsem vnazvanie glavy, on prochel vslukh: - Chernaja lisa vylezaet iz nory. Budte ostorozhny. V vozdukhe chuvstvuetsja zapakh krovi... Detektivnaja epopeja o drevnekitajskom sude Li prinesla gollandtsu Robertu van Guliku mirovuju slavu i ogromnye literaturnye gonorary. Pisatel byl priznan klassikom zhanra, na ego knigakh uchilis, im pytalis podrazhat... Sam van Gulik tolko grustno ulybalsja. Podobno svoemu geroju, sude iz starinnogo roda Zhen-ize, prevyshe vsej mirskoj suety on tsenil aromatnyj chaj, nakrytyjna verande, nespeshnuju besedu i zrelische slivovykh derevev, rastsvetajuschikh na sklonakh khrebta Lu.
