Фиксируя в человеческой природе доязыковую реальность чистого воображения, автор апеллирует к ней как к источнику первозданного единства создания, находящего свое выражение в так называемом космическом чувстве. Язык, в форме текстуальности, с этой точки зрения выступает как порядок условий, исходя из которых утверждается жизнь конкретного человека в ее первозданном единстве, следуя путями философского спасения.
Fiksiruja v chelovecheskoj prirode dojazykovuju realnost chistogo voobrazhenija, avtor apelliruet k nej kak k istochniku pervozdannogo edinstva sozdanija, nakhodjaschego svoe vyrazhenie v tak nazyvaemom kosmicheskom chuvstve. Jazyk, v forme tekstualnosti, s etoj tochki zrenija vystupaet kak porjadok uslovij, iskhodja iz kotorykh utverzhdaetsja zhizn konkretnogo cheloveka v ee pervozdannom edinstve, sleduja putjami filosofskogo spasenija.