Ключевые вопросы в настоящей книге связаны с изучением "чистки чистильщиков" - феномена, возникшего в зените сталинской власти: каковы были мотивы руководства СССР в проведении арестов и судебных процессов по делам сотрудников НКВД? Каковы были критерии в выборе сотрудников НКВД для увольнения и ареста? Была ли эта чистка поиском "козлов отпущения", позволившим руководству переложить вину за массовые репрессии на кадры низшего уровня? Или она была результатом конфликта между клиентелами в НКВД или других структурах? Мы также стремились изучить механизм судебных процессов и их политический смысл, понять ту настойчивость, с которой руководство настаивало на использовании дискурса "нарушения социалистической законности". Возможно, еще более важно то, что мы старались понять собственные мотивы сотрудников НКВД: действительно ли они верили в то, что творили, или были карьеристами и функционерами, исполнявшими приказы из страха или бюрократической рутины? Были ли они садистами, уголовниками или "обычными людьми" (в том значении, в котором Кристофер Браунинг использует этот термин для обозначения perpetrators в изучении Холокоста)? Наконец, мы стремились предложить богатые деталями микроисторические описания и новые эмпирические данные для обогащения нашего понимания Большого террора, взглянув на них из комнат допросов и расстрельных камер НКВД.
Kljuchevye voprosy v nastojaschej knige svjazany s izucheniem "chistki chistilschikov" - fenomena, voznikshego v zenite stalinskoj vlasti: kakovy byli motivy rukovodstva SSSR v provedenii arestov i sudebnykh protsessov po delam sotrudnikov NKVD? Kakovy byli kriterii v vybore sotrudnikov NKVD dlja uvolnenija i aresta? Byla li eta chistka poiskom "kozlov otpuschenija", pozvolivshim rukovodstvu perelozhit vinu za massovye repressii na kadry nizshego urovnja? Ili ona byla rezultatom konflikta mezhdu klientelami v NKVD ili drugikh strukturakh? My takzhe stremilis izuchit mekhanizm sudebnykh protsessov i ikh politicheskij smysl, ponjat tu nastojchivost, s kotoroj rukovodstvo nastaivalo na ispolzovanii diskursa "narushenija sotsialisticheskoj zakonnosti". Vozmozhno, esche bolee vazhno to, chto my staralis ponjat sobstvennye motivy sotrudnikov NKVD: dejstvitelno li oni verili v to, chto tvorili, ili byli kareristami i funktsionerami, ispolnjavshimi prikazy iz strakha ili bjurokraticheskoj rutiny? Byli li oni sadistami, ugolovnikami ili "obychnymi ljudmi" (v tom znachenii, v kotorom Kristofer Brauning ispolzuet etot termin dlja oboznachenija perpetrators v izuchenii Kholokosta)? Nakonets, my stremilis predlozhit bogatye detaljami mikroistoricheskie opisanija i novye empiricheskie dannye dlja obogaschenija nashego ponimanija Bolshogo terrora, vzgljanuv na nikh iz komnat doprosov i rasstrelnykh kamer NKVD.
