Это панорама российской деревни в последние сорок лет, развернутая Борисом Андреевичем Можаевым (1923-1996) - со всей силой его художественного дарования и независимого интеллекта. Вольная повествовательность, россыпь житейского водоворота, юмор и озорство сочетаются у Можаева с хладнокровным анализом и трезвым прогнозом; живая тяга к новизне - с дальнозорким историзмом. В причудливой веренице его персонажей нет повторов, их разнообразие неисчислимо, противоречия неожиданны, а неукротимая красочность языка рождает надежду на обновление. Наряду с произведениями, ставшими классикой нашей литературы, в книгу вошли работы самых последних лет и месяцев жизни Бориса Можаева. Они рассеяны в периодической печати, переиздавались лишь однажды или вовсе не переиздавались, осев в глухих газетных подшивках, - недоступные широкому читателю, к которому обращено все, что писал Можаев.
Eto panorama rossijskoj derevni v poslednie sorok let, razvernutaja Borisom Andreevichem Mozhaevym (1923-1996) - so vsej siloj ego khudozhestvennogo darovanija i nezavisimogo intellekta. Volnaja povestvovatelnost, rossyp zhitejskogo vodovorota, jumor i ozorstvo sochetajutsja u Mozhaeva s khladnokrovnym analizom i trezvym prognozom; zhivaja tjaga k novizne - s dalnozorkim istorizmom. V prichudlivoj verenitse ego personazhej net povtorov, ikh raznoobrazie neischislimo, protivorechija neozhidanny, a neukrotimaja krasochnost jazyka rozhdaet nadezhdu na obnovlenie. Narjadu s proizvedenijami, stavshimi klassikoj nashej literatury, v knigu voshli raboty samykh poslednikh let i mesjatsev zhizni Borisa Mozhaeva. Oni rassejany v periodicheskoj pechati, pereizdavalis lish odnazhdy ili vovse ne pereizdavalis, osev v glukhikh gazetnykh podshivkakh, - nedostupnye shirokomu chitatelju, k kotoromu obrascheno vse, chto pisal Mozhaev.
