В повседневном языке слово "тело" крепко и уверенно сидит в однозначном и не вызывающем разночтений смысловом гнезде: не сдвинуть. В философии же и прочих интеллектуальных дискурсах давно расползлось по всему мирозданию, распространившись на психику, геологию, политику, религию, экономику, мышление. Но и первое, и второе - лишь снаружи слова "тело". Книга Ирины Ескевич входит внутрь него, чтобы оглядеться там и попытаться распаковать его. По ходу действия телесные контексты постмодернизма выводят исследование прямо к началу времен - диалогу Платона "Тимей", а "Тимей" обнаруживает себя в самых обычных российских буднях.
V povsednevnom jazyke slovo "telo" krepko i uverenno sidit v odnoznachnom i ne vyzyvajuschem raznochtenij smyslovom gnezde: ne sdvinut. V filosofii zhe i prochikh intellektualnykh diskursakh davno raspolzlos po vsemu mirozdaniju, rasprostranivshis na psikhiku, geologiju, politiku, religiju, ekonomiku, myshlenie. No i pervoe, i vtoroe - lish snaruzhi slova "telo". Kniga Iriny Eskevich vkhodit vnutr nego, chtoby ogljadetsja tam i popytatsja raspakovat ego. Po khodu dejstvija telesnye konteksty postmodernizma vyvodjat issledovanie prjamo k nachalu vremen - dialogu Platona "Timej", a "Timej" obnaruzhivaet sebja v samykh obychnykh rossijskikh budnjakh.
