"Crime and Punishment" is one of the greatest and most readable novels ever written. From the beginning we are locked into the frenzied consciousness of Raskolnikov who, against his better instincts, is inexorably drawn to commit a brutal double murder. From that moment on, we share his conflicting feelings of selfloathing and pride, of contempt for and need of others, and of terrible despair and hope of redemption: and, in a remarkable transformation of the detective novel, we follow his agonised efforts to probe and confront both his own motives for, and the consequences of, his crime. The result is a tragic novel built out of a series of supremely dramatic scenes that illuminate the eternal conflicts at the heart of human existence: most especially our desire for self-expression and self-fulfilment, as against the constraints of morality and human laws; and our agonised awareness of the world's harsh injustices and of our own mortality, as against the mysteries of divine justice and immortality.
Бессмертный роман Достоевского уже полтора столетия вовлекает многие читательские поколения в область неразрешимых, "проклятых вопросов"; непостижимым образом автор добивается максимального читательского соучастия. Сюжетные ходы "Преступления и наказания" жутки, непредсказуемы и темны, как бесчисленные переулки, лестницы, коридоры, "взятые на карандаш" великим писателем; душевные бездны его персонажей - глубоки и мрачны, как колодцы петербургских дворов. Д.Мережковский писал: "Читатель, вместе с героем, делает преступный психологический опыт, и потом, когда оставляешь книгу, долго еще нет сил освободиться от ее страшного очарования. Достоевский оставляет в сердце такие же неизгладимые следы, как страдание".
Это издание отличается богатым художественным оформлением. Тонкая работа иллюстратора, органично вживаясь в ткань романа, помогает уловить полифонию великого произведения, понять "петербургский миф" и принять противоречивый мир Достоевского.
Bessmertnyj roman Dostoevskogo uzhe poltora stoletija vovlekaet mnogie chitatelskie pokolenija v oblast nerazreshimykh, "prokljatykh voprosov"; nepostizhimym obrazom avtor dobivaetsja maksimalnogo chitatelskogo souchastija. Sjuzhetnye khody "Prestuplenija i nakazanija" zhutki, nepredskazuemy i temny, kak beschislennye pereulki, lestnitsy, koridory, "vzjatye na karandash" velikim pisatelem; dushevnye bezdny ego personazhej - gluboki i mrachny, kak kolodtsy peterburgskikh dvorov. D.Merezhkovskij pisal: "Chitatel, vmeste s geroem, delaet prestupnyj psikhologicheskij opyt, i potom, kogda ostavljaesh knigu, dolgo esche net sil osvoboditsja ot ee strashnogo ocharovanija. Dostoevskij ostavljaet v serdtse takie zhe neizgladimye sledy, kak stradanie".
Eto izdanie otlichaetsja bogatym khudozhestvennym oformleniem. Tonkaja rabota illjustratora, organichno vzhivajas v tkan romana, pomogaet ulovit polifoniju velikogo proizvedenija, ponjat "peterburgskij mif" i prinjat protivorechivyj mir Dostoevskogo.
