Новая монография известного литературоведа, профессора Джорджтаунского университета О.А.Меерсон представляет некоторые всемирно известные литературные памятники так, как они видятся самим героям, и только постольку, поскольку они так видятся героям, мы можем судить о намерениях и поэтически-философских мирах их авторов. Каков сюжет "Метели" Пушкина с точки зрения героини Марьи Гавриловны, а не основного рассказчика? Что делать и кто виноват в отцеубийстве с точки зрения убийцы (отцеубийцы?) Смердякова? Как видит окружающих и окружающее старая графиня в "Пиковой даме"? Как видит свои собственные покаянные отношения с Господом Богом царь Давид, известный нам в основном объектно, то есть как библейский персонаж? Как у Абрама Терца оказывается возможным посмотреть на глобальные катастрофы с точки зрения, потенциально, каждого пережившего свою личную катастрофу? Как может мертвая красавица в гробу вдруг заговорить и быть услышанной и главным рассказчиком, и читателем, причем только после смерти, когда физического голоса она уже лишена ("Кроткая")? Автор монографии убеждает в том, что увидеть мир героев можно, лишь поняв, как видят они сами, - а не как выглядят. Книга рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся религиозно-эстетическими проблемами русской культуры.
Novaja monografija izvestnogo literaturoveda, professora Dzhordzhtaunskogo universiteta O.A.Meerson predstavljaet nekotorye vsemirno izvestnye literaturnye pamjatniki tak, kak oni vidjatsja samim gerojam, i tolko postolku, poskolku oni tak vidjatsja gerojam, my mozhem sudit o namerenijakh i poeticheski-filosofskikh mirakh ikh avtorov. Kakov sjuzhet "Meteli" Pushkina s tochki zrenija geroini Mari Gavrilovny, a ne osnovnogo rasskazchika? Chto delat i kto vinovat v ottseubijstve s tochki zrenija ubijtsy (ottseubijtsy?) Smerdjakova? Kak vidit okruzhajuschikh i okruzhajuschee staraja grafinja v "Pikovoj dame"? Kak vidit svoi sobstvennye pokajannye otnoshenija s Gospodom Bogom tsar David, izvestnyj nam v osnovnom obektno, to est kak biblejskij personazh? Kak u Abrama Tertsa okazyvaetsja vozmozhnym posmotret na globalnye katastrofy s tochki zrenija, potentsialno, kazhdogo perezhivshego svoju lichnuju katastrofu? Kak mozhet mertvaja krasavitsa v grobu vdrug zagovorit i byt uslyshannoj i glavnym rasskazchikom, i chitatelem, prichem tolko posle smerti, kogda fizicheskogo golosa ona uzhe lishena ("Krotkaja")? Avtor monografii ubezhdaet v tom, chto uvidet mir geroev mozhno, lish ponjav, kak vidjat oni sami, - a ne kak vygljadjat. Kniga rasschitana na shirokij krug chitatelej, interesujuschikhsja religiozno-esteticheskimi problemami russkoj kultury.
