Бывают времена и страны такие, что негде, кроме литературы, укрыться истине, добру и красоте, и любая порядочная книга становится священной. Автор "Избранных минут" - однофамилец известного советского писателя - несколько десятилетий в такой ситуации пребывал, изо всех душевных сил сопротивляясь самым могущественным в истории организациям, пытавшимся отучить его читать - то есть думать - то есть проводить жизнь как подобает высшему существу. Потому что, согласитесь, нельзя же, прочитав "Капитанскую дочку", "Ионыча" или "Крысолова" - подать руку осведомителю, трусу, хаму, лжецу - ни поднять ее в знак одобрения людоедской резолюции. Такой взгляд на вещи - неотъемлемое достояние автора и сюжет "Избранных минут". Борис Яковлевич Ямпольский родился в 1921 г. в Астрахани; в 1929 г. семья переехала в Саратов. Сразу по окончании школы был арестован "за антисоветскую деятельность" и осужден на 10 лет по статье 58 п. п. 10, 11. Отбыв срок на Северном Урале в Базстрой-лаге, ушел на поселение в новостроящийся поселок, впоследствии - г. Карпинск. Работал художником при домах культуры, кинотеатрах, в ярославской реставрационной мастерской. В 1961 г. реабилитирован "за отсутствием состава преступления", вернулся в Саратов. В 1971 г. в связи с делом о самиздате и увольнением с работы после статьи "У позорного столба" в областной газете "Коммунист" уехал в Петрозаводск. В настоящее время живет в Петербурге. Литературой увлекался со школьных лет. После освобождения с 1951 г. писал рассказы о людях, окружавших его в лагере. В 1971 г. уже законченная рукопись была похищена, надо полагать, сотрудниками саратовского КГБ. Ее судьба неизвестна до сих пор. СЮЖЕТ СУДЬБЫ - СУДЬБА СЮЖЕТА Предотвратим незначительное недоразумение: перед вами - не тот Борис Ямпольский, о котором, очень вероятно, вы подумали, увидев обложку. Автор "Избранных минут" - однофамилец известного советского писателя. Заурядная случайность - но однажды, давно, она, кажется, спасла нашему автору жизнь (как - он расскажет сам), а жизнь в конце концов превратилась в эту вот книжку - и теперь призрак двойника (вполне почтенный призрак вполне симпатичного двойника) почти неизбежно промелькнет между автором и читателем - разумеется, лишь на миг. Из всех проделок судьбы, из бесчисленных ядовитых шуток, сыгранных ею с Борисом Яковлевичем, эта - самая беззлобная. Обидней будет, если читатель примет "Избранные минуты" за собрание мемуарных отрывков: обознается опять. А это возможно и даже легко: пробежали первую страницу - отзвуки детства и пронзительная печаль утрат; заглянули на последнюю - автобиографические числительные - то ли сложение, то ли вычитание, а взамен итога, в остатке - самоутешительный афоризм; пролистали насквозь - ясно, что и этому человеку, рассказчику, чудовищное наше государство, как многим другим, изломало вдребезги жизнь, а он, как немногие, собрал ее заново из каких-то необыкновенно тихих радостей; видно, что написано хорошо - фразой розановской школы: стремительный синтаксис удерживает события здесь и сейчас, в переживаемом моменте; обаятельный такой лаконизм, как будто читаешь мысли, а не слова... Вот вывод и готов: просто воспоминания - впрочем, талантливые - частного лица; очередное свидетельство очередной жертвы; а впрочем, отрадно, что в непостижимо жестоких обстоятельствах наш автор чудом сохранил свежесть чувств, достоинство и юмор... Так обойдется невнимательный читатель с этой единственной в своем роде и удивительной книгой - с историей читателя вдохновенного, чья любовь к литературе стала участью, предопределила поступки. Дорого стоила эта любовь - Борису Яковлевичу пришлось отдать все и вдобавок все вытерпеть - зато и она его спасла и сохранила и подарила смысл существования и вспышки счастья. Это было (и есть) в самой сути своей религиозное чувство: ведь бывают времена и страны такие, что негде, кроме литературы, укрыться истине, добру и красоте, и любая порядочная книга становится священной. Такая примерно ситуация описана в романе Рея Брэдбери "451 по Фаренгейту". Автор "Избранных минут" несколько десятилетий в такой ситуации пребывал, изо всех душевных сил сопротивляясь самым могущественным в истории организациям, пытавшимся отучить его читать - то есть думать - то есть проводить жизнь как подобает высшему существу. Потому что, согласитесь, нельзя же, прочитав "Капитанскую дочку", "Ионыча" или "Крысолова" - подать руку осведомителю, трусу, хаму, лжецу - ни поднять ее в знак одобрения людоедской резолюции. Такой взгляд на вещи - неотъемлемое достояние автора и сюжет "Избранных минут". Борис Яковлевич Ямпольский всматривается в лица тайных единоверцев - как мало их было, как тяжко им приходилось, как они были прекрасны! Он вникает в собственную странную биографию - в сущности, катастрофа: знай увлекался людьми и сочинениями, как последний романтик; ничего не нажил и все, кроме любви, потерял, и ничего потерянного не жаль - только одной рукописи украденной жаль безумно: иногда чувствуешь себя пропущенной главой, непрочитанной страницей. Что же, такая, значит, судьба... Грустная и прелестная книга в руках у вас, дорогой читатель. Самуил Лурье
Byvajut vremena i strany takie, chto negde, krome literatury, ukrytsja istine, dobru i krasote, i ljubaja porjadochnaja kniga stanovitsja svjaschennoj. Avtor "Izbrannykh minut" - odnofamilets izvestnogo sovetskogo pisatelja - neskolko desjatiletij v takoj situatsii prebyval, izo vsekh dushevnykh sil soprotivljajas samym moguschestvennym v istorii organizatsijam, pytavshimsja otuchit ego chitat - to est dumat - to est provodit zhizn kak podobaet vysshemu suschestvu. Potomu chto, soglasites, nelzja zhe, prochitav "Kapitanskuju dochku", "Ionycha" ili "Krysolova" - podat ruku osvedomitelju, trusu, khamu, lzhetsu - ni podnjat ee v znak odobrenija ljudoedskoj rezoljutsii. Takoj vzgljad na veschi - neotemlemoe dostojanie avtora i sjuzhet "Izbrannykh minut". Boris Jakovlevich Jampolskij rodilsja v 1921 g. v Astrakhani; v 1929 g. semja pereekhala v Saratov. Srazu po okonchanii shkoly byl arestovan "za antisovetskuju dejatelnost" i osuzhden na 10 let po state 58 p. p. 10, 11. Otbyv srok na Severnom Urale v Bazstroj-lage, ushel na poselenie v novostrojaschijsja poselok, vposledstvii - g. Karpinsk. Rabotal khudozhnikom pri domakh kultury, kinoteatrakh, v jaroslavskoj restavratsionnoj masterskoj. V 1961 g. reabilitirovan "za otsutstviem sostava prestuplenija", vernulsja v Saratov. V 1971 g. v svjazi s delom o samizdate i uvolneniem s raboty posle stati "U pozornogo stolba" v oblastnoj gazete "Kommunist" uekhal v Petrozavodsk. V nastojaschee vremja zhivet v Peterburge. Literaturoj uvlekalsja so shkolnykh let. Posle osvobozhdenija s 1951 g. pisal rasskazy o ljudjakh, okruzhavshikh ego v lagere. V 1971 g. uzhe zakonchennaja rukopis byla pokhischena, nado polagat, sotrudnikami saratovskogo KGB. Ee sudba neizvestna do sikh por. SJUZHET SUDBY - SUDBA SJUZHETA Predotvratim neznachitelnoe nedorazumenie: pered vami - ne tot Boris Jampolskij, o kotorom, ochen verojatno, vy podumali, uvidev oblozhku. Avtor "Izbrannykh minut" - odnofamilets izvestnogo sovetskogo pisatelja. Zaurjadnaja sluchajnost - no odnazhdy, davno, ona, kazhetsja, spasla nashemu avtoru zhizn (kak - on rasskazhet sam), a zhizn v kontse kontsov prevratilas v etu vot knizhku - i teper prizrak dvojnika (vpolne pochtennyj prizrak vpolne simpatichnogo dvojnika) pochti neizbezhno promelknet mezhdu avtorom i chitatelem - razumeetsja, lish na mig. Iz vsekh prodelok sudby, iz beschislennykh jadovitykh shutok, sygrannykh eju s Borisom Jakovlevichem, eta - samaja bezzlobnaja. Obidnej budet, esli chitatel primet "Izbrannye minuty" za sobranie memuarnykh otryvkov: oboznaetsja opjat. A eto vozmozhno i dazhe legko: probezhali pervuju stranitsu - otzvuki detstva i pronzitelnaja pechal utrat; zagljanuli na poslednjuju - avtobiograficheskie chislitelnye - to li slozhenie, to li vychitanie, a vzamen itoga, v ostatke - samouteshitelnyj aforizm; prolistali naskvoz - jasno, chto i etomu cheloveku, rasskazchiku, chudovischnoe nashe gosudarstvo, kak mnogim drugim, izlomalo vdrebezgi zhizn, a on, kak nemnogie, sobral ee zanovo iz kakikh-to neobyknovenno tikhikh radostej; vidno, chto napisano khorosho - frazoj rozanovskoj shkoly: stremitelnyj sintaksis uderzhivaet sobytija zdes i sejchas, v perezhivaemom momente; obajatelnyj takoj lakonizm, kak budto chitaesh mysli, a ne slova... Vot vyvod i gotov: prosto vospominanija - vprochem, talantlivye - chastnogo litsa; ocherednoe svidetelstvo ocherednoj zhertvy; a vprochem, otradno, chto v nepostizhimo zhestokikh obstojatelstvakh nash avtor chudom sokhranil svezhest chuvstv, dostoinstvo i jumor... Tak obojdetsja nevnimatelnyj chitatel s etoj edinstvennoj v svoem rode i udivitelnoj knigoj - s istoriej chitatelja vdokhnovennogo, chja ljubov k literature stala uchastju, predopredelila postupki. Dorogo stoila eta ljubov - Borisu Jakovlevichu prishlos otdat vse i vdobavok vse vyterpet - zato i ona ego spasla i sokhranila i podarila smysl suschestvovanija i vspyshki schastja. Eto bylo (i est) v samoj suti svoej religioznoe chuvstvo: ved byvajut vremena i strany takie, chto negde, krome literatury, ukrytsja istine, dobru i krasote, i ljubaja porjadochnaja kniga stanovitsja svjaschennoj. Takaja primerno situatsija opisana v romane Reja Bredberi "451 po Farengejtu". Avtor "Izbrannykh minut" neskolko desjatiletij v takoj situatsii prebyval, izo vsekh dushevnykh sil soprotivljajas samym moguschestvennym v istorii organizatsijam, pytavshimsja otuchit ego chitat - to est dumat - to est provodit zhizn kak podobaet vysshemu suschestvu. Potomu chto, soglasites, nelzja zhe, prochitav "Kapitanskuju dochku", "Ionycha" ili "Krysolova" - podat ruku osvedomitelju, trusu, khamu, lzhetsu - ni podnjat ee v znak odobrenija ljudoedskoj rezoljutsii. Takoj vzgljad na veschi - neotemlemoe dostojanie avtora i sjuzhet "Izbrannykh minut". Boris Jakovlevich Jampolskij vsmatrivaetsja v litsa tajnykh edinovertsev - kak malo ikh bylo, kak tjazhko im prikhodilos, kak oni byli prekrasny! On vnikaet v sobstvennuju strannuju biografiju - v suschnosti, katastrofa: znaj uvlekalsja ljudmi i sochinenijami, kak poslednij romantik; nichego ne nazhil i vse, krome ljubvi, poterjal, i nichego poterjannogo ne zhal - tolko odnoj rukopisi ukradennoj zhal bezumno: inogda chuvstvuesh sebja propuschennoj glavoj, neprochitannoj stranitsej. Chto zhe, takaja, znachit, sudba... Grustnaja i prelestnaja kniga v rukakh u vas, dorogoj chitatel. Samuil Lure
