"Это сочинение - не научное, хотя и ученое; не художественное, хотя и живописное. Я призвал свою "живописную ученость" преодолеть, говоря стихом Максимилиана Волошина, "двойной соблазн: любви и любопытства". Если теперь кто-нибудь из читателей, захваченный метафорой идеи, возлюбит чужую, тысячелетней давности, книжную мысль, как живую и свою, или возлюбопытствует, что же там, за прихотливым иносказанием, - неужели и вправду прямой и здравый смысл, то, значит, дело сделалось: образ заговорил, а слово воплотилось". - Вадим Рабинович.
"Eto sochinenie - ne nauchnoe, khotja i uchenoe; ne khudozhestvennoe, khotja i zhivopisnoe. Ja prizval svoju "zhivopisnuju uchenost" preodolet, govorja stikhom Maksimiliana Voloshina, "dvojnoj soblazn: ljubvi i ljubopytstva". Esli teper kto-nibud iz chitatelej, zakhvachennyj metaforoj idei, vozljubit chuzhuju, tysjacheletnej davnosti, knizhnuju mysl, kak zhivuju i svoju, ili vozljubopytstvuet, chto zhe tam, za prikhotlivym inoskazaniem, - neuzheli i vpravdu prjamoj i zdravyj smysl, to, znachit, delo sdelalos: obraz zagovoril, a slovo voplotilos". - Vadim Rabinovich.
