"Олег Григорьев был мастером достаточно загадочного литературного жанра под названием "черный юмор". Он и сам был живым воплощением этого жанра. Когда мы поминаем черный юмор, то понимаем, что его комический эффект всегда идет от противного: вроде бы то, о чем говорится, должно вызывать отвращение, а нам смешно... "Смеяться, когда нельзя", - формулировал Михаил Бахтин. "Смех как сопротивление насилию", - говорил Андре Бретон. ...Шестидесятые - восьмидесятые годы прошлого века, на которые пришлась творческая жизнь Григорьева, выпестовали в нашем обществе резкий, отчетливый тип внутреннего эмигранта, в душе своей чуждого всего официального, презирающего строй и власть, но не идущего на прямую конфронтацию с ними, а предпочитающего занять свою, по возможности, отдаленную и отделенную от них нишу. Культура улиц и кухонь, культура тайного протеста, ерничанья, насмешки, анекдота стала фактически культурой народа, его живым фольклором". (Михаил Яснов). В настоящий сборник вошли...
"Oleg Grigorev byl masterom dostatochno zagadochnogo literaturnogo zhanra pod nazvaniem "chernyj jumor". On i sam byl zhivym voploscheniem etogo zhanra. Kogda my pominaem chernyj jumor, to ponimaem, chto ego komicheskij effekt vsegda idet ot protivnogo: vrode by to, o chem govoritsja, dolzhno vyzyvat otvraschenie, a nam smeshno... "Smejatsja, kogda nelzja", - formuliroval Mikhail Bakhtin. "Smekh kak soprotivlenie nasiliju", - govoril Andre Breton. ...Shestidesjatye - vosmidesjatye gody proshlogo veka, na kotorye prishlas tvorcheskaja zhizn Grigoreva, vypestovali v nashem obschestve rezkij, otchetlivyj tip vnutrennego emigranta, v dushe svoej chuzhdogo vsego ofitsialnogo, prezirajuschego stroj i vlast, no ne iduschego na prjamuju konfrontatsiju s nimi, a predpochitajuschego zanjat svoju, po vozmozhnosti, otdalennuju i otdelennuju ot nikh nishu. Kultura ulits i kukhon, kultura tajnogo protesta, ernichanja, nasmeshki, anekdota stala fakticheski kulturoj naroda, ego zhivym folklorom". (Mikhail Jasnov). V nastojaschij sbornik voshli...
